Как казаки коров доили

Опубликовано: 23.04.2024

В голосовании могут принимать участие только зарегистрированные посетители сайта.

Если вы уже зарегистрированы - Войдите.

Вы хотите зарегистрироваться?

информация о фильме

Евгений Моргунов

Леонид Косматов

, Игорь Лукшин, Александр Панасюк Иван Дзержинский

Эмма Цесарская

, Ирина Мурзаева

, Зоя Василькова

, Татьяна Забродина

, А. Андреева

, Александр Гречаный

, Николай Горлов

, Георгий Светлани

, Владимир Емельянов

, Инга Будкевич

По мотивам рассказа "О Колчаке, крапиве и прочем" Михаила Шолохова.

Дон. 1926 год. Бывшая хуторянка Настя возвращается в родные места. На родном хуторе она наблюдает знакомую картину: вольготна жизнь казаков, в то время как их жёны изнемогают от тяжёлой мужской работы. Однажды ночью после очередной казачьей гулянки, собрав детей и необходимую утварь, казачки неожиданно исчезают из хутора. Вскоре казаки оказались в бедственном положении. Почувствовав свою бепомощность в хозяйственных делах, он порешили послать Федота (Александр Гречаный) делегатом к женщинам. Старая казачка Прасковья предлагает проучить непокорного казака. Разложив Федота на скамье, казачки высекли его крапивой. У Федота горит в душе обида против баб, и он, приехав к народному судье, просит наказать их за крапивные оскорбления.

Единственная режиссерская работа известного актера кино Евгения Моргунова, снимавшаяся под патронажем Михаила Шолохова на его родине.

Этот фильм рекомендуется к просмотру всем борцам за права женщин.

Советские комедии хороши тем, что безобидно высмеивают нашу жизнь. Исключением не стал и комедийный фильм «Когда казаки плачут» (ссылка на фильм), снятый по мотивам донских рассказов Михаила Шолохова . Хотите увидеть, как выглядели бабушки русских феминисток, и узнать, чего по-настоящему боятся мужики, тогда вам сюда.

Смутьянка Настька

Итак, жили-были казаки на хуторе. Баб своих уважали, ценили, во всём их поддерживали. Пилит жена дрова - муж рядом, коров гонит жинка и муженёк неподалёку. Всё чин по чину. Да вот только такой уклад жизни на хуторе не устраивает комсомолку Настьку , которая приехала из райцентра наводить свои порядки.

Вот и стала она баламутить баб на хуторе, мол, чего это вы перед мужиками стелитесь. В итоге бабы решили громко заявить о своих правах.

После очередной гулянки казаки обнаружили, что их жены забрали пожитки, детей и переехали жить на другой берег реки. Пока мужики не изменят своего отношения к женам, жить им в спартанских условиях.

Казак – мужик гордый, не привык перед бабой в коленях валяться. В общем, взялись мужики на хуторе налаживать быт по-новому. Да не тут-то было. Всё из рук валится. Мужик – он человек грубый снаружи, да нежный внутри. Привык, чтобы ему всё подавали, прислуживали, ухаживали за ним.

Жизнь – не рай, когда рядом нет ни мамки, ни жинки. Тяжко каждый день есть горелую кашу, да ходить в дырявых штанах. Поэтому настоящие казаки вынуждены были прогнуться под этот изменчивый бабий мир.

Пошел парламентёр мосты налаживать. Он, как водится в России , начал издалека, да какие-то непонятные слова в своей речи использовать решил, так сказать для предания веса приводимым аргументам. Про какие-то непонятные амнистии заговорил. Бабушки феминисток не поверили представителю мужской части хутора. Не изменили спартанские условия их мужей. Опять они командуют. В общем, бабы надавали "амнистией" по одному месту парламентёру.

Вот он стоит теперь горемычный перед прокурором и слёзы льет.

Хэппи энд для феминисток

Как ни крути, а это лучший финал для фемок. Ну судите сами: бабы молодцы, своих позиций не сдали, доказали, что они не биомашина по удовлетворению естественных мужских потребностей, ни кухарка, ни прачка, а человек.

Второй плюс данной комедии – хронометраж. Всего 25 минут. Краткость – сестра таланта. Не нужно нашим феминисткам в этой комедии искать глубоких смыслов. Всё смыслы лежат на поверхности.

Женщины в этом фильме показали мужикам, что они им ничего не должны. Нет уважения, нет и совместного быта. Радикальные меры, в любом случае, перевоспитают степенных казаков. Ан нет, так компартия и комсомолка Настька всегда помогут наставить их на путь истинный.

Думаю, на таком хуторе, где баба диктует мужику условия проживания, мечтала бы жить каждая феминистка в нашей стране. Поэтому «Когда казаки плачут» — это не просто комедия, а видеопособие по тому, как нужно эффективно и правильно отстаивать свои права в патриархальном мире. Не стоит прогибаться под изменчивый мир, достаточно надавать по заднице импичментом, и он прогнётся под вас, милые женщины.

Настольное пособие для мужиков

Но «Когда казаки плачут» хорош и для мужчин. Сегодня часто мы сталкиваемся с дамами, которые считают, что они ничего не должны. Мол, я красивая фитоняшка, а ты батрак, который должен отдавать мне все свои заработанные деньги.

Мужики, пора прекращать эти бессмысленные споры с вашими девушками-хотелками. Возьмите пример с героинь советской комедии. Уйдите жить на условный берег другой реки, пока ваша дама не поймет, что она по определению вам должна стирать, готовить, убирать и в лобик целовать просто так, за то, что вы вот такой есть.

Пусть помучается месяца два-три, выплатит ипотеку, кредиты, ногти из своего кармана оплатит. Не видитесь на слёзы и провокации. Учитесь стойкости у героинь «Когда казаки плачут» . А если дичь втирать начнёт, то всегда можно отхлестать импичментом по заднице.

Что? Боитесь, что ваша фитоняшка уйдет к другому добытчику. О чём говорит «Когда казаки плачут»? Правильно, о солидарности. Неужели у нас в обществе не осталось мужской солидарности. Вы сгруппируйтесь и временно поживите мужской коммуной, пока ваши красавицы будут получать отрезвляющие инъекции.

Главное в мужской коммуне не превратится в героев «Горбатой горы» . Поэтому ищите равнины для создания временного мужского форпоста. Предупрежден, значит вооружён.

Спасибо, что дочитали до конца! До встречи на «Киноамнезии» , где вас ждёт много всего интересного из мира кино, музыки, литературы, игр и телевидения!

Скотина для казака – основное богатство. От того, как за ней ухаживают, зависит ее здоровье, ее плодовитость, а, значит, и благосостояние семьи. Строевой конь, рабочая лошадь, корова, бык – равноправные члены семьи. С малых лет дети приучены обращаться со скотиной, знают, как ее лечить, если вдруг она заболела.

Даже девушка-казачка помнит, что коня нельзя сразу расседлать и напоить. Необходимо время, чтобы он остыл. А если на нем скакали долго и быстро, надо еще и поводить его по двору, а не привязывать сразу к коновязи. В зимнее время, в трескучие морозы, в дороге, надо останавливаться и чистить ноздри коню. Если там намерзнут сосульки – конь может задохнуться и погибнуть. А без коня в холодной степи и хозяин пропасть может. Казак строго следит за здоровьем ног и копыт коня – как бы не было трещин на копытах, в хорошем ли состоянии стрелки (мозолистый нарост на середине нижней поверхности копыта), нет ли шпата (костяной нарост на внутренней поверхности скакательного сустава), и т.д. Много тонкостей надо знать при обращении со скотиной.

Ближе всех к Чистому двору, если пройдем через дверцу во Второй двор, располагается конюшня. Это не случайно. Рабочая лошадь нужна ежедневно, а запрягают ее на первом дворе. Строевые кони тем более должны быть рядом.

КОНЮШНЯ

Конюшня построена из самана, обмазана глиной. Это высокое, теплое помещение, с высокой дверью и окном над дверью. Окна могли быть и в другом месте, по обязательно с таким расчетом, чтобы свет не падал в глаза коню. Если взять для примера конюшню для двух коней, выглядит она следующим образом.

Прямо против дверей у противоположной стены устроены ясли. Помещение разгорожено жердями или кругляком, чтобы кони не касались друг друга. Около яслей предусмотрены металлические кольца, к которым коней привязывают. Причем, по два кольца для каждого коня. Конь может быть с норовом (злой), тогда привязывают его двумя поводьями в разные стороны, а также при лечении. Длина повода не позволяет коням соприкасаться. В конюшне обязательно настелены деревянные полы с небольшим наклоном к дверям. В конце пола устроена канавка для навоза От такого устройства пол в конюшне всегда чистый и сухой. Кони не ложатся, поэтому объедки сена на пол не стелют. В сильные морозы можно и постелить, не помешает. В конюшне ничего не вешают, не ставят, не кладут, чтобы избежать травм коням. Привязывают к яслям недоуздком . Это уздечка, но без удил. Перед конюшней устроена выстойка.

ВЫСТОЙКА

Это участок земли, огороженный жердями или кругляком. Выстойка тоже разгорожена на две половины (мы говорим о двух конях), есть ясли для сена. В выстойке коней не привязывают. Они должны ходить, а не стоять на месте.

Мало того, хозяин ежедневно проминает своего аргамака, чтобы он не потерял форму.

Зимой коней тоже выводят в выстойку, на воздух. Если холодно, покрывают попоной и долго на морозе не держат. Старики говорили в таких случаях: “Пущай яво в выстойке походют, крепши поедят”. Летом строевые кони постоянно в выстойке. Если вдруг ливень или ураган, сами войдут в конюшню, двери открыты.

В станицах и хуторах коням вольней. Они чаще пасутся на воле недалеко от своих подворий. В случае тревоги косяшник (пастух) моментально гонит их в станицу, хутор к хозяевам. Кони настолько приучены к этому, что сами бегут домой, где в считанные минуты седлаются казаками и готовы к дальнему походу. Никогда казак не сядет за стол, пока не обиходит своего коня. Аргамак отвечает казаку тем же. Он, как собака, ходит за ним, моментально выполняет команды, не подведет в бою, не бросит раненого хозяина. Конь это конь!

Поэтому и устраивает станичник своему другу теплую конюшню, кормит сладким сеном, бодрящим овсом.

Рядом с конюшней, завершая правую сторону Cкотского двора, устроен навес для кизяков и дров. Называют этот навес дровником .

ДРОВНИК

Это легкое строение из плетня без дверей и окон. Дровник с крышей, засыпанной глиной от дождя.

Навоз казаки не выбрасывали, делали из него кизы. Как правило, делали их женщины при помощи станков (форм). Раскидывали вилами навоз по земле, слоем в 30-40 см, плескали на него воду, после чего вилами укладывали в станок полученную массу. А станок уложен на твердую основу, широкую доску, кусок жести и т.д. В резиновых сапогах или в калошах топтали, добиваясь плотности. Станок для кизяков – это сколоченные прямоугольником дощечки, размером 10x20x40 см, скошенные внутрь.

Когда набивают станок, узкая часть находится внизу, масса не выпадает. Набитый станок казачка берет за ручку (планка, прибитая у короткой стороны), относит на ровное место, переворачивает, резким шлепком припечатывает к земле. Изделие готово. Лежит, сохнет. Говорят, что в некоторых станицах кизы рубили. Для этой цели раскидывали навоз прямоугольником, плескали на него водой, загоняли лошадь или быка перетаптывать. Когда масса чуть подсыхала, брали специальный резак, похожий на топор (лезвие шириной до 20 см, длиной 40-50 см), насаженный на крепкую деревянную или металлическую рукоять, и рубили с плеча, разделяя замес на кирпичики.

Низовские казаки (мужчины) кизами не занимались и их не рубили. А женщинам, этаким чудом махать не под силу. Потому и предпочитали казачки привычные станки, при помощи которых легко сделать кизы, не привлекая мужчин, у которых и без того дел много.

Кизы сохли на воздухе, потом их складывали в кучушки (кибиткой), опять они сохли на ветерке до самого нутра. Осенью переносили в дровник. С дровами особая статья. Леса мало, берегли его казаки. А талов много, горят они жарко даже сырые. Вот и ехал перед отопительным сезоном хозяин с сыновьями за талами в луга. Рубил сколько надо, привозил домой. Тут же перерубали их по длине печной топки, складывали к кизам в дровник. Хозяйка растопляла печку лучинками, щепками, дровец подкидывала. Когда разгорячилось, шли в ход талы. Шипят они в печке, кипит вода на срезе, жаром изба наполняется. А потом можно и кизяки положить в топку. Долго они горят, жарко, запах сдобный от них.

Неделя только пройдет, как талы привезли, а хозяйка за ужином дудит мужу: “Щтигнеич, матри талы-та вще! Кизы-ба побиричи”.

А он усы да бороду по сторонам “разгонит”, ответил бодро: “Низамай яво. Ужо доедим с Пимашинькой, – на сыночка махнет, – припрем, скока нада. Ни замерзнишь!”.

Довольна хозяйка. Хорошо в семье, когда хозяин уговорный да добышной. С таким и правда не замерзнешь.

Так и возили казаки все зиму талы с лугов. Не залеживались они, потому и навес для них, а не баз.

Прямо напротив конюшни баз для коров и телят.

БАЗ

В базу почти все так же, как и в конюшие. Двери, окна, деревянные полы с уклоном к двери, канавка для навоза. Но баз для рогатого скота не разделяется перегородками как в конюшне. Коровы и телята ложатся на пол, перегородки будут мешать, да и теплее, когда спина к спине. На пол в базу обязательно стелят объедки сена, устраивая подстилку для тепла.

Двери хозяин утепляет, чтобы Красуля, Жданка не простыли, не застудили вымя. Коров и телят привязывают к яслям налыгой . Это веревка, особым способом привязанная к рогам. Камолой скотине (без рогов) и телятам делают узду или ошейник, за них и привязывают.

Перед базом устроен загон (калда). Он, как и выстройка, разгорожен на две половины. Коровы отдельно, телята отдельно. Вместе нельзя, без молока останешься, телята высосут. Когда скотину выгоняют на пастбище, телятам одевают специальные уздечки с ершом, лишая возможности опорожнить вымя.

Хозяева строго следят за чистотой скотины. Казачка не допустит, чтобы корова была в засавах (засохший навоз), с грязным выменем и т.д. Как казак чистит коня, так и хорошая хозяйка-чистюнька чистит и моет свою Красулю. Перед доением обязательно моет теплой водой вымя. Вытирает специальным коровьим полотенцем. Летом, в обед, отправляясь доить на выгон (специальное место за станицей у воды, куда пастух пригоняет стадо для обеденной дойки), казачка берет с собой чистую воду и полотенце. Поднимает лежащую на песке кормилицу, сунет ей кусок хлеба, посыпанный солью, сама на скамеечку присядет. Пока корова жует, вымя помоет, обойдет коровушку вокруг, похлопает по бокам, осмотрит, нет ли раны где, болячки. Молоко в дойнице марлей завяжет, домой отправится. Пока молоко не процедит, попить не даст.

Существует у казачек уральское поверье – корова похожа на свою хозяйку. Если хозяйка – поганка (грязнуля), то и корова ей под стать. Если казачка злая, то и корова пырячка (бодливая), если хозяйка любит по шабрам (соседям) ходить, то и корова паплутна (бродячая).

Кроме перечисленной скотины, держали казаки рабочих быков и верблюдов. Быки содержались с коровами и телятами, у верблюдов свое место. Высокий навес устроен таким образом, чтобы ветра и снега было меньше. Для того, чтобы запрягать их в телегу, сани, делали особую сбрую. Для быка – ярмо, для верблюда – хамит, или еще называли эту сбрую шибылдык (тюркские названия). Причем, запрягали только тех верблюдов, у которых была проколота переносица и вставлен в прокол мурундук (обточенная кость или палочка из твердой породы дерева), а к нему привязана веревка-повод. Управление запряженным верблюдом осуществляется через мурундук. Держали казаки два вида верблюдов – нара – одногорбый и аруана – двугорбый.

Зимой рабочих быков подковывали специальными бычьими подковами. Быков и верблюдов использовали казаки для перевозки тяжелых грузов. Удивительно, но факт, возили уральцы на этих медлительных животных обозами рыбу на большие расстояния. В Самару, Пензу, Сызрань.

Возили, было дело.

Завершает картину второго, скотского двора катух (курятник).

КАТУХ

Казаки не любят домашнюю птицу. Не за мясо, конечно, а за поведение.

Уток отбрасываем сразу – пачкольки, поганки, мясо жирное, пахнет.

Гусей можно потерпеть, птица серьезная, но не у всех ведется. Если не ко двору – не разведешь. А куры – одна назола (неприятность). Только двор подмел, а она, зараза, дыру нашла, пролезла и нагадила. Ногой угодил, замарался. Не уследил – в летнюю кухню залезла, на стол вспрыгнула. В баз прокралась, овса наклевалась, да еще в него же и навалила. Одним словом – скверная птица. Но без курей тоже нельзя. В тесто яичко надо, в блинну “быламыгу” надо, а на Пасху как без яиц? Вот и оно. Скрипит станичник зубами, а катух строит.

А делать его надо из самана, с дверью, с окном. Внутри нашесты устроены, на них гнезда из талов сплетены. В гнездах “подклад” из куска мела выточен по форме яйца. Подсядет глупая курица на него, да яичко настоящее снесет. В катухе казачка белит стены каждый месяц. Золу на пол сыпет. Роются куры в золе, “купаются”, паразитов уничтожают. В двери катуха, внизу дырка пропилена, тряпкой как ширмой, завешена. Шныряют туда-сюда куры через отверстие это, а дверь затворена. Тепло зимой в катухе. Если есть гуси, их тоже зимой порой в катух загоняют, теплей будет.

Казачка курей не считает по штукам, сколько есть, столько и есть. Клушка заклохчет, хозяйка ее на яйца сажает, но чтобы их было нечетное число. Глядишь, цыплята вывелись, забегали около клушки комочки желтые, запищали. К середине лета подрастают, день-деньской драки между петушишками. А молодки по чистому двору бегают, туда-сюда, туда-сюда, знают только одно дело делать – блюк, да блюк. Озлится казак, стащит фуражку с головы (в это время другого как на грех под рукой нет), запустит ее низом, крутящуюся в курей, закричит: “Нажрали морды па-а-аскуды.” Выглянит из-летней кухни жена, удивится: “Ет каке-жа у курей морды-ты? Фигушки адне…”

Закончив осмотр Второго или Скотского двора переходим в Третий двор или Задний.

Начало и продолжение:

Ялфимов Александр. Предания. Рассказы. Байки. Из жизни яицких-уральских казаков. Подворье уральского казака. Уральск, издательство ТОО “Оптима”, 2010 г.

Ирина корова. часть 3. Осознание

Фантазии Наблюдатели По принуждению Подчинение и унижение

Еще раз спасибо всем за отзывы. Для вас продолжение

Прошел еще месяц. Ирина все больше погружалась в свое новое я. Дома, едва оставшись наедине с мужем, превращалась в корову. Ирина практически перестала сама сцеживать молоко. Ее нужно было доить. Ирине нравилось все больше и больше быть коровой.

Игорь не всегда мог подоить Ирину. Это еще сильнее заводило женщину. Нужно было буквально ловить мужа. Когда нужно было доиться, Ирина подползала к мужу и лизала руку. Это был сигнал, что корову нужно подоить. Игорю нравилась его новая жена. Чаще всего процесс доения заканчивался отменным сексом. Но иногда Игорь был не в духе.

— Корова доиться пришла? — усмехался он. Грубо хватал за соски и доил женщину. Ирина кусала губы и стонала. Игорь унижал ее, обзывал, делал больно. Но женщина просто улетала от этого. Она практически полностью превратилась в корову. Ей было все равно, как с ней обращался Игорь. Главное ее доили! Ирина была коровой!

В клинике Ирина стала частым гостем. Когда муж был занят, она сама ходила на доение. После каждого посещения женщина все подробно рассказывала мужу. Игорь не всегда дослушивал до конца. Он буквально набрасывался на жену. Его очень заводили рассказы Ирины. Иногда женщина рассказывала о походе в клинику в процессе спаривания. Они оба были счастливы.

Ирина ближе познакомилась с главврачом Ольгой. Частенько женщины болтали за кружкой чая до или после процедуры. Ольге было 32 года. Разведена. Сыну 11 лет. Работала в клинике уже почти год.

— Оль, а ты бы хотела, чтобы и тебя подоили? — как-то спросила Ирина.

— Конечно, хотела — рассмеялась женщина. — Ир, ты пойми, здесь работают люди, которым это нравится. Знаешь, как мне бы хотелось быть на твоем месте.

— От кого? И что потом мне дома сидеть? А кто меня и двоих детей кормить будет?

Ольга была права. Ирине повезло с замужеством, а сколько ее подруг разведены или по третьему разу замужем.

— Я бы тебя подоила — улыбнулась Ирина.

Ирина повернула голову набок.

— Что? — удивилась Ольга.

— Оль, я хочу, чтобы ты меня подоила.

— Но это не входит в мои обязанности.

— Я тебя очень прошу. — Ирина улыбнулась.

Женщины договорились встретиться через два дня вечером в клинике.

— Ой, Ирка, даже Ольгу совратила. — смеялся Игорь. Ирина улыбалась. За все время она очень сблизилась с Ольгой. Она шла на доение не к очередному дояру или доярке, а к подруге.

Ольга встретила ее у входа. Они прошли мимо охранника в закрытую клинику. Прошли в один из процедурных кабинетов. Ольга включила свет. Ирина разделась до пояса, легла на станок.

— Хочешь, я не буду тебя фиксировать? — спросила Ольга.

— Как хочешь — улыбнулась Ирина.

Ольга помыла руки. Поставила стул, ведерко и стала доить Ирину. Молоко потекло в ведро. Ирине было очень хорошо. На ней не было ошейника. Она была не зафиксирована. Она умная послушная корова. Ирина смотрела на Ольгу и в ее глазах была благодарность. Ее доили. Коров ведь надо доить. Ирина получала огромное наслаждение. Она смотрела в глаза Ольги и чувствовала, что женщине нравится ее доить. Этот затуманенный взгляд, эти нежные пальцы. Ирина вытянула голову и выпячила губы. Ольга придвинулась и поцеловала ее. Их языки сплелись. Казалось, они целовались вечно. Ирину накрыл оргазм. Она тяжело вздохнула. Ольга закончила доить ее. Ирина встала со станка и подошла к Ольге.

— Ир, не надо. Прошу тебя — оттолкнула ее Ольга. Позже она рассказала, что у нее был опыт с женщинами, но все осталось в прошлом.

Ирина так часто ходила в клинику, что надпись на ее левой груди практически не исчезала. 1481. Ее порядковый номер в клинике. Из-за этого Ирине пришлось перестать ходить с декольте. Это очень расстраивало ее.

— Надо что-то придумать, — сказал Игорь. — Ир, попроси их ставить печать в другом месте.

Ирина поговорила об этом с Ольгой. Решили ставить печать под грудью.

— Ну вот — улыбнулся Игорь — теперь никто не увидит. Слушай, а может, тату сделаем?

Ирина удивленно посмотрела на мужа. Тату? На всю жизнь? Она отказала мужу. Но спустя несколько дней вернулась к этой идее. Кто увидит тату под грудью? А если и увидят, всегда что-нибудь можно придумать.

На следующий день они с мужем отправились в тату-салон. Мастер не задал лишних вопросов. Ирина лежала в кресле, держа рукой левую грудь. Другую руку держал ее муж. Мастер делал красивую надпись 1481. Ирина текла. Представляя себя коровой, которую клеймят. Это навсегда. Молоко пропадет, доить перестанут, но тату останется навсегда. Она закрыла глаза и улыбнулась. Корова НАВСЕГДА.

Однажды Ольга предложила Ирине доение в присутствии одной пары.

— Тебя просто доить будут — а они будут смотреть. Интересно ведь — объясняла Ольга — на лице, если хочешь, будет маска. Тем более это не бесплатно.

Ирина улыбнулась. За деньги чужая пара будет смотреть, как ее доят. ЗА ДЕНЬГИ. Ирина укусила губу. Заплатят, как проститутке. Она отказала.

— А чего такого? — удивился Игорь, когда Ирина рассказала ему о предложении Ольги — это же интересно. Я думаю, моя коровка обязательно пойдет.

Ирина опустила глаза. Многое изменилось в их общении с мужем за это время. Став коровой, женщина все больше и больше теряла свое мнение. Вот и сейчас, муж дал понять, что Ирина должна сходить. Ирина, может, и сама захотела бы. Потом. Но ей не дали САМОЙ сделать выбор. Ирина потекла. Корова. Ей нравилось это повиновение.

— Узнай точно, сколько за тебя денег дадут — спросил Игорь. Ирину как обожгло. Она посмотрела в глаза мужа. Он улыбался.

— проститутка — пронеслось в голове. Неужели Игорь отдаст ее за деньги? Жену, мать своих детей.

— За такую корову должны хорошо заплатить.

Ирина снова опустила глаза. Корова. Их никто не спрашивает. Можно делать с коровами что угодно. Даже продавать.

На следующий день Ирина была в клинике. Ольга уже приготовила дополнительный договор. Ирина быстро пробежалась по основным пунктам. Ничего страшного для нее. Обычное доение. При этом в комнате будут еще двое. Будут смотреть и по желанию подоят. Больше ничего. Ирина посмотрела на указанную сумму. Неплохо.

— Не бойся — успокоила женщину Ольга.

— Я и не боюсь — улыбнулась Ирина. Ей не было страшно. Ирине было стыдно и обидно. Стыдно, что она продается за деньги. Чужая, незнакомая пара будет смотреть, а может и доить ее. Корову. А обидно, что Игорь вот так легко продал ее.

— Раздевайся — Ольга вышла в соседнюю комнату. Ирина стала медленно снимать одежду. Закрыла глаза. Неужели это не сон и сейчас она продастся за деньги? Ирина оставила на себе юбку.

Вернулась Ольга. Принесла ошейник, поводок и маску. Ирина улыбнулась. Забавная маска с носиком коровы и мягкими ушками. Женщина одела все на себя.

— Пойдем — Ольга взяла корову за поводок и повела за собой. Они прошли до конца коридора. Слева была дверь с кодовым замком. Ольга ввела код. Снова небольшой коридор. Третья дверь направо.

Комната, куда привели Ирину, отличалась от процедурных кабинетов. Полумрак, приятная музыка. Слева стоял мягкий диван, рядом стеклянный столик. На диване сидели двое в масках. Мужчина в костюме с небольшим пивным животиком и девушка в светлой кофте и коротенькой серой юбке. Справа стоял станок и небольшой столик, за которым сидела Анна, полненькая блондинка, которая уже однажды доила Ирину.

— О, а вот и наша корова! — обрадовался мужчина. По голосу ему было около 40 лет.

Анна встала и забрала из рук Ольги .

— Хорошего вам отдыха — пожелала Ольга и удалилась.

Анна подвела Ирину к станку. Женщина раздвинула ноги. Защелкнули зажимы на ногах. Легла животом на станок. Вымя провисло в отверстие. Защелкнулись зажимы на руках. Корова была готова к доению.

— Котик, а когда мы будем доить ее? — спросила девушка. Блондинка, на вид не больше 20 лет.

— Когда захотим. Куда нам тропиться? Мартини?

Мужчина разлил из стоящей на столике бутылки по бокалам.

— Анна, может вы с нами?

— Я на работе, мне нельзя — отказалась девушка.

— А кто узнает — рассмеялся мужчина — коровы ведь все равно никому ничего говорят.

— Ну если чуть-чуть — Анна достала из шкафчика еще один бокал. Придвинула стул к столику и села.

— За удачное доение — сказал тост мужчина — красивая у нас сегодня корова. Зай, смотри, какое вымя. Много молока даст.

— Да, эта корова много молока дает — подтвердила Анна.

— А можно мне будет ее подоить? — спросила блондинка.

— Конечно. Ты можешь делать с ней что хочешь.

Ирина вздрогнула. Ей стало немного страшно. Что можно ожидать от этих двоих?

К ней подошла блондинка. Обошла ее. Присела перед ней и потрогала грудь. Вымя закачалось из стороны в сторону.

— Нравится? — спросил мужчина.

— Да — девушка сжала сосок Ирины. Брызнуло молоко.

— А что мы будем с ним делать? Ой, а можно я дам молоко Люси.

Ирина вздохнула. Какая разница, что станет с ее молоком. Достанется кошке или собаке. Она никогда не узнает, кто такая Люси.

— А можно я назову ее Ангелочек.

— Ангелочек, тебе нравится твое имя? — блондинка придвинулась к лицу Ирины.

— Му — ответила женщина. Ей было все равно, как ее назовут.

— Мычит, котик, она мычит. Ей нравится.

Совсем юная глупая пустышка. И Ирина перед ней в образе коровы. Взрослая женщина игрушка для девчонки. Ирина укусила губу. Ей нравилось это. Женщина потекла.

Мужчина снова разлил мартини. Блондинка вернулась на диван. На некоторое время об Ирине позабыли. Пили мартини, ели фрукты. Смеялись. Корове оставалось только ждать.

Пришло время доения. Анна взяла ведерко с водой. Поставила перед Ириной. Обмыла ее вымя.

Ирина смотрела на пару. Блондинка с интересом наблюдала за всем происходящим. Мужчина в это время обнял ее и стал мять грудь.

Анна принесла крем. Намазала руки и вымя коровы. Рука мужчины между тем залезла под кофту девушки. Анна поставила другое ведро. Корову начали доить. Блондинка не отрывала глаз. А рука мужчины уже была под ее юбкой. Девчонка тяжело задышала. Ирина смотрела на них. Ей было противно. Женщина продалась за деньги. Ирина чувствовала себя проституткой. Вдобавок звездой порнофильма ее доили за деньги для этой пары.

Мужчина достал из брюк член. Блондинка взяла его в рот. Как же пошло, мерзко. Ирина закрыла глаза, но снова открыла их. Женщина текла. При ней никогда никто не занимался любовью. Ей было не мене интересно смотреть на пару, чем им на нее. Блондинка села на мужчину сверху спиной к нему. Она больше ничего не стеснялась. Скакала и громко стонала. Ирина перестала сдерживаться и тоже застонала. Казалось, они кончили с девчонкой одновременно.

Анна убрала ведерко. Освободила Ирину и отвела в кабинет Ольги.

— Как ощущения? — спросила главврач.

— Противно и мерзко.

— За деньги пред какими-то извращенцами.

— Кстати, вот твои деньги — Ольга протянула конверт.

Ирина нехотя взяла его. Проститутка. Вот и заработала телом первые деньги. Пусть не было секса, но в чем разница?

— Там твоя доля — уточнила Ольга — как договаривались. Можешь пересчитать.

— Моя доля? — удивилась Ирина — а кто еще заработал?

— Я — улыбнулась Ольга — половину от того, что ты заработала.

Ирина открыла рот. Она потеряла дар речи. Неужели все готовы продать ее?

— Я думала мы подруги — закрыв лицо руками Ирина разрыдалась. До чего она докатилась. Еще совсем недавно она была любящей женой, заботливой матерью. Теперь она корова. И проститутка. Как жить дальше?

Ольга подошла к Ирине.

— Ир, что с тобой? Не плачь — она обняла женщину — конечно, мы подруги. Иначе бы я не предложила тебе подзаработать.

Ирина посмотрела на Ольгу.

— Я не хочу быть проституткой — твердо ответила она.

— Ты не проститутка — улыбнулась Ольга — что такого случилось? Ты пришла на обычное доение. Просто при этом присутствовали еще 2 человека.

— Они там трахались.

— И что? Поверь, когда трахаются другие, это совсем не то, когда трахают тебя. Уж я то знаю.

Ольга вернулась за стол.

Ирина перестала плакать. Одевшись, она поехала домой.

— Ну как все прошло? — спросил Игорь. Ирина, раздевшись с улицы, прошла в комнату. Муж зашел за ней и закрыл дверь.

— Вот твои деньги — Ирина бросила конверт в мужа. Из конверта посыпались деньги — ненавижу тебя.

— Что случилось? — удивился он.

— В другой раз заставишь раздвигать ноги?

— Ир, что с тобой? — Игорь попытался обнять жену.

— Убери свои руки! Ненавижу тебя! — Ирина несколько раз ударила мужа. Стала плакать.

Проснулась Олеська. Заплакала. Ирина подошла к кроватке дочери. Взяла ее на руки, стала успокаивать.

В дверь постучали.

— Что у вас случилось? — просунула голову в дверь старшая дочь Ольга.

— Все хорошо — сказал Игорь — оставь нас с мамой на несколько минут, пожалуйста.

— Хорошо — Ольга закрыла дверь.

Игорь подошел в Ирине.

— В кого ты меня превратил? — спросила она — в корову? Еще и в проститутку?

— Ир, я не понимаю тебя. Что с тобой? Мне казалось, что нам обоим нравится эта игра.

— Что дальше? Меня будут спаривать все, кому предложишь?

— Успокойся. Давай поговорим.

Разговора не получилось. Ирина кричала, не слушала мужа. Снова била его. Ей было обидно и больно. Куда дальше зайдут их игры? Что ждет ее завтра.

— Больше, я не корова, ты понял? — спросила она мужа.

Ночью Ирина долго не могла уснуть. Ворочалась. Перед глазами стояла та пара. А вдруг это кто-то из знакомых? Они могли ведь сделать с ней что угодно. За деньги. Проститутка. Игорь сказал, что ему не нужны были деньги. Он просто хотел, чтобы Ирина почувствовала себя проституткой. Это было продолжение их игры. И все же женщина не могла простить мужа. Как быть дальше? Что делать? С этими вопросами Ирина уснула.

Утром, когда женщина проснулась, Игоря уже не было. Покормив дочь, Ирина достала молокоотсос и стала сцеживать молоко. Теперь она редко пользовалась этим прибором. Смотря на него, Ирина снова вспомнила себя на станке. Вспомнила, как дома теперь ее доит муж. Женщина попыталась отогнать эти мысли. Все, я больше не корова! Я ЖЕНЩИНА! Но вновь и вновь Ирина возвращалась мыслям о своем новом я.

Перед сном женщина приникла к мужу.

— Игорь, подои свою коровку.

Муж улыбнулся. Он доил нежно и аккуратно. Смотрел в глаза Ирины и улыбался. Жена улыбалась в ответ. Она не смогла перестать быть ею. КОРОВОЙ. И Ирина был счастлива.

НАСТРОЙКИ.

СОДЕРЖАНИЕ.

СОДЕРЖАНИЕ

1
2
3
4
» .
405

Не сохами-то славная землюшка наша распахана… Распахана наша землюшка лошадиными копытами, А засеяна славная землюшка казацкими головами, Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами, Цветет наш батюшка тихий Дон сиротами, Наполнена волна в тихом Дону отцовскими, материнскими слезами. Ой ты, наш батюшка тихий Дон! Ой, что же ты, тихий Дон, мутнехонек течешь? Ах, как мне, тихому Дону, не мутну течи! Со дна меня, тиха Дона, студены ключи бьют, Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит

Старинные казачьи песни

Мелеховский двор — на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, серая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше — перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона. На восток, за красноталом гуменных плетней, — Гетманский шлях, полынная проседь, истоптанный конскими копытами бурый, живущий придорожник, часовенка на развилке; за ней — задернутая текучим маревом степь. С юга — меловая хребтина горы. На запад — улица, пронизывающая площадь, бегущая к займищу.

В предпоследнюю турецкую кампанию вернулся в хутор казак Мелехов Прокофий. Из Туретчины привел он жену — маленькую, закутанную в шаль женщину. Она прятала лицо, редко показывая тоскующие одичалые глаза. Пахла шелковая шаль далекими неведомыми запахами, радужные узоры ее питали бабью зависть. Пленная турчанка сторонилась родных Прокофия, и старик Мелехов вскоре отделил сына. В курень его не ходил до смерти, не забывая обиды.

Прокофий обстроился скоро: плотники срубили курень, сам пригородил базы для скотины и к осени увел на новое хозяйство сгорбленную иноземку-жену. Шел с ней за арбой с имуществом по хутору — высыпали на улицу все, от мала до велика. Казаки сдержанно посмеивались в бороды, голосисто перекликались бабы, орда немытых казачат улюлюкала Прокофию вслед, но он, распахнув чекмень, шел медленно, как по пахотной борозде, сжимал в черной ладони хрупкую кисть жениной руки, непокорно нес белесо-чубатую голову, — лишь под скулами у него пухли и катались желваки да промеж каменных, по всегдашней неподвижности, бровей проступил пот.

С той поры редко видели его в хуторе, не бывал он и на майдане. Жил в своем курене, на отшибе у Дона, бирюком. Гутарили про него по хутору чудное. Ребятишки, пасшие за прогоном телят, рассказывали, будто видели они, как Прокофий вечерами, когда вянут зори, на руках носил жену до Татарского, ажник, кургана. Сажал ее там на макушке кургана, спиной к источенному столетиями ноздреватому камню, садился с ней рядом, и так подолгу глядели они в степь. Глядели до тех пор, пока истухала заря, а потом Прокофий кутал жену в зипун и на руках относил домой. Хутор терялся в догадках, подыскивая объяснение таким диковинным поступкам, бабам за разговорами поискаться некогда было. Разно гутарили и о жене Прокофия: одни утверждали, что красоты она досель невиданной, другие — наоборот. Решилось все после того, как самая отчаянная из баб, жалмерка Мавра, сбегала к Прокофию будто бы за свежей накваской. Прокофий полез за накваской в погреб, а за это время Мавра и разглядела, что турчанка попалась Прокофию последняя из никудышных…

Спустя время раскрасневшаяся Мавра, с платком, съехавшим набок, торочила на проулке бабьей толпе:

— И что он, милушки, нашел в ней хорошего? Хоть бы баба была, а то так… Ни заду, ни пуза, одна страма. У нас девки глаже ее выгуливаются. В стану — перервать можно, как оса; глазюки — черные, здоровющие, стригеть ими, как сатана, прости бог. Должно, на сносях дохаживает, ей-бо!

— На сносях? — дивились бабы.

— Кубыть, не махонькая, сама трех вынянчила.

— С лица-то? Желтая. Глаза тусменныи, — небось не сладко на чужой сторонушке. А ишо, бабоньки, ходит-то она… в Прокофьевых шароварах.

— Ну-у. — ахали бабы испуганно и дружно.

— Сама видала — в шароварах, только без лампасин. Должно, буднишные его подцепила. Длинная на ней рубаха, а из-под рубахи шаровары, в чулки вобратые. Я как разглядела, так и захолонуло во мне…

Шепотом гутарили по хутору, что Прокофьева жена ведьмачит. Сноха Астаховых (жили Астаховы от хутора крайние к Прокофию) божилась, будто на второй день троицы, перед светом, видела, как Прокофьева жена, простоволосая и босая, доила на их базу корову. С тех пор ссохлось у коровы вымя в детский кулачок, отбила от молока и вскоре издохла.

В тот год случился небывалый падеж скота. На стойле возле Дона каждый день пятнилась песчаная коса трупами коров и молодняка. Падеж перекинулся на лошадей. Таяли конские косяки, гулявшие на станичном отводе. И вот тут-то прополз по проулкам и улицам черный слушок…

С хуторского схода пришли казаки к Прокофию.

Хозяин вышел на крыльцо, кланяясь.

— За чем добрым пожаловали, господа старики?

Толпа, подступая к крыльцу, немо молчала.

Наконец один подвыпивший старик первым крикнул:

— Волоки нам свою ведьму! Суд наведем.

Прокофий кинулся в дом, но в сенцах его догнали. Рослый батареец, по уличному прозвищу Люшня, стукал Прокофия головой о стену, уговаривал:

— Не шуми, не шуми, нечего тут. Тебя не тронем, а бабу твою в землю втолочим. Лучше ее уничтожить, чем всему хутору без скотины гибнуть. А ты не шуми, а то головой стену развалю!

— Тяни ее, суку, на баз. — гахнули у крыльца.

Полчанин Прокофия, намотав на руку волосы турчанки, другой рукой зажимая рот ее, распяленный в крике, бегом протащил ее через сени и кинул под ноги толпе. Тонкий вскрик просверлил ревущие голоса.

Прокофий раскидал шестерых казаков и, вломившись в горницу, сорвал со стены шашку. Давя друг друга, казаки шарахнулись из сенцев. Кружа над головой мерцающую, взвизгивающую шашку, Прокофий сбежал с крыльца. Толпа дрогнула и рассыпалась по двору.

У амбара Прокофий настиг тяжелого в беге батарейца Люшню и сзади, с левого плеча наискось, развалил его до пояса. Казаки, выламывавшие из плетня колья, сыпанули через гумно в степь.

Через полчаса осмелевшая толпа подступила ко двору. Двое разведчиков, пожимаясь, вошли в сенцы. На пороге кухни, подплывшая кровью, неловко запрокинув голову, лежала Прокофьева жена; в прорези мученически оскаленных зубов ее ворочался искусанный язык. Прокофий, с трясущейся головой и остановившимся взглядом, кутал в овчинную шубу попискивающий комочек — преждевременно родившегося ребенка.

Жена Прокофия умерла вечером этого же дня. Недоношенного ребенка, сжалившись, взяла бабка, Прокофьева мать.

Его обложили пареными отрубями, поили кобыльим молоком и через месяц, убедившись в том, что смуглый турковатый мальчонок выживет, понесли в церковь, окрестили. Назвали по деду Пантелеем. Прокофий вернулся с каторги через двенадцать лет. Подстриженная рыжая с проседью борода и обычная русская одежда делала его чужим, непохожим на казака. Он взял сына и стал на хозяйство.

Пантелей рос исчерна-смуглым, бедовым. Схож был на мать лицом и подбористой фигурой.

Женил его Прокофий на казачке — дочери соседа.

С тех пор и пошла турецкая кровь скрещиваться с казачьей. Отсюда и повелись в хуторе горбоносые, диковато-красивые казаки Мелеховы, а по-уличному — Турки.

Похоронив отца, въелся Пантелей в хозяйство: заново покрыл дом, прирезал к усадьбе с полдесятины гулевой земли, выстроил новые сараи и амбар под жестью. Кровельщик по хозяйскому заказу вырезал из обрезков пару жестяных петухов, укрепил их на крыше амбара. Веселили они мелеховский баз беспечным своим видом, придавая и ему вид самодовольный и зажиточный.

Читайте также: