Корова подпрыгнула выше луны кто написал

Опубликовано: 24.04.2024

«Mary Poppins» and other books

(Сокращённый перевод с английского Бориса Заходера)

Рисунки Г. Калиновского

Вы знакомы с Мэри Поппинс?

Очень, очень странно!

Ведь она необычайно знаменита! Про неё написаны не одна, не две и даже не три, а целых ЧЕТЫРЕ книжки!

А вспомните — даже про такие знаменитости, как Робинзон Крузо или Буратино, написано всего по одной книжке!

О Мэри Поппинс надо прежде всего сказать, что…

Впрочем, здесь, в предисловии, рассказывать о ней не стоит. Перед вами — целая книга, а того, что не сказано в книге, уж никак не расскажешь на одной страничке. Замечу только, что, если Мэри Поппинс покажется вам сначала слишком строгой и даже суровой, не пугайтесь. Легко понять, что, если бы она была только строгой, её вряд ли бы так полюбили эти озорники Джейн и Майкл Бэнкс, а за ними и все без исключения ребята, которым удалось познакомиться с Мэри.

Остаётся добавить ещё вот что.

Во-первых, все книжки о её приключениях написала английская писательница П. Л. Трэверс, за что ей большое спасибо.

И, во-вторых, здесь только половина рассказов о Мэри Поппинс (из первой и второй книжек). Если вам будет ОЧЕНЬ жалко расставаться с Мэри, то, может быть (не обещаю, но надеюсь!), может быть, мы с вами сумеем уговорить её снова вернуться к нам и рассказать обо всём остальном…

Борис Заходер

Если ты хочешь отыскать Вишнёвый переулок, просто-напросто спроси у полисмена на перекрёстке. Он слегка сдвинет каску набок, задумчиво почешет в затылке, а потом вытянет палец своей ручищи в белой перчатке:

— Направо, потом налево, потом опять сразу направо — вот ты и там! Счастливый путь!

И будь уверен, если ты ничего не перепутаешь, ты окажешься там — в самой середине Вишнёвого переулка: по одной стороне идут дома, по другой — тянется парк, а посредине ведут свой хоровод вишнёвые деревья.

А если ты ищешь Дом Номер Семнадцать — а скорее всего, так и будет, потому что ведь эта книжка как раз про этот дом, — ты его сразу найдёшь. Во-первых, это самый маленький домик во всём переулке. Кроме того, это единственный дом, который порядком облез и явно нуждается в покраске. Дело в том, что его нынешний хозяин, мистер Бэнкс, сказал своей жене, миссис Бэнкс:

— Выбирай, дорогая, одно из двух: или чистенький, хорошенький, новенький домик, или четверо детей. Обеспечить тебе и то и другое я не могу. Не в состоянии.

И, хорошенько обдумав его предложение, миссис Бэнкс пришла к выводу, что пусть уж лучше у неё будет Джейн (старшая) и Майкл (младший) и Джон с Барбарой (они близнецы и самые-самые младшие).

Вот так всё и решилось, и вот почему семейство Бэнксов поселилось в Доме Номер Семнадцать, а с ними — миссис Брилл, которая для них готовила, и Элин, которая накрывала на стол, и Робертсон Эй, который стриг газон и чистил ножи и ботинки и — как не уставал повторять мистер Бэнкс — «зря тратил своё время и мои деньги».

И, конечно, там была ещё няня Кэти, которая, по правде говоря, не заслуживает того, чтобы о ней писали в этой книжке, потому что в то время, когда начался наш рассказ, она уже ушла из Дома Номер Семнадцать.

— Не сказав ни здрассте, ни до свиданья! — как выразилась миссис Бэнкс. — Без предупреждения! А что мне делать?

— Дать объявление, дорогая, — ответил мистер Бэнкс, натягивая ботинок. — И я бы не возражал, если бы Робертсон Эй тоже ушёл, потому что он опять почистил один ботинок, а к другому не прикоснулся. Люди могут подумать, что я очень односторонний человек!

— Это совершенно неважно, — сказала миссис Бэнкс. — Ты так и не сказал, что мне делать с няней Кэти.

— Не знаю, что ты с ней можешь делать, поскольку её здесь нет, — возразил мистер Бэнкс. — Но на её месте — я хочу сказать, на твоём месте — я послал бы кого-нибудь в «Утреннюю газету» дать объявление, что ДЖЕЙН, И МАЙКЛ, И ДЖОН, И БАРБАРА БЭНКС (НЕ ГОВОРЯ УЖЕ ОБ ИХ МАМЕ) НУЖДАЮТСЯ В САМОЙ ЛУЧШЕЙ НЯНЬКЕ С САМЫМ МАЛЕНЬКИМ ЖАЛОВАНЬЕМ, И НЕМЕДЛЕННО! А потом я бы сидел и любовался, как няньки выстраиваются в очередь у нашей калитки, и я бы очень рассердился на них за то, что они задерживают уличное движение и создают пробку, так что мне приходится дать полисмену шиллинг за труды. А теперь мне пора бежать. Бр-р, как холодно! Как на Северном полюсе! Откуда ветер дует?

С этими словами мистер Бэнкс высунул голову, в окно и посмотрел в сторону дома Адмирала Бума. Адмиральский дом стоял на углу. Это был самый большой дом в переулке, и весь переулок очень гордился им, потому что он выглядел точь-в-точь как корабль. Даже в палисаднике стояла мачта с флагом, а на крыше был позолоченный флюгер в виде подзорной трубы.

— Ага! — сказал мистер Бэнкс, поспешно убрав голову. — Адмиральский телескоп говорит, что ветер восточный. Я так и думал. То-то у меня кости ноют. Надо бы надеть два пальто.

И он рассеянно поцеловал жену в нос, помахал рукой детям и отправился в Сити.

Сити — это было такое место, куда мистер Бэнкс ходил каждый день — понятно, кроме воскресений и праздников, — и там он сидел с утра до вечера в большом кресле за большим столом и работал, или, как говорят у нас в Англии, делал деньги. И дети твёрдо, знали, что папа весь день без передышки трудится, вырезая шиллинги и пенсы и штампуя монетки в полкроны и трёхпенсовики. А по вечерам он приносил их домой в своём чёрном портфельчике. Иногда он давал монетку-другую Джейн и Майклу (в копилку), а уж если он не мог, то говорил: «Банк лопнул», и ребята понимали, что ничего не попишешь — значит, папа сегодня сделал слишком мало денег.

Ну вот, значит, мистер Бэнкс ушёл со своим чёрным портфелем, а миссис Бэнкс ушла в гостиную и сидела там весь день и писала в газеты просьбы прислать ей поскорей несколько нянек; а наверху, в детской, Джейн и Майкл глядели в окошко и старались угадать, кого же им пришлют. Они были рады, что няня Кэти ушла, потому что они её не очень любили. Она была старая и толстая, и от неё всегда неприятно пахло лекарствами. Кто бы ни пришёл, думали ребята, всё равно это будет лучше, чем няня Кэти, а может быть — и гораздо лучше.

Когда солнце уже собиралось закатиться за парк, пришли миссис Брилл и Элин — накормить старших ужином и выкупать Близнецов. А после ужина Джейн и Майкл опять уселись у окна, ожидая возвращения папы и слушая, как восточный ветер свистит в голых ветках вишен в переулке. Деревья так гнулись и вертелись под его порывами, что в сумерках могло показаться, будто они сошли с ума и стараются вырвать свои корни из земли.

— Вот он идёт! — вдруг сказал Майкл, показывая на тёмный силуэт, внезапно выросший перед калиткой.

Джейн вгляделась в темноту.

— Это не папа, — сказала она. — Это кто-то другой.

Тут силуэт, сгибаясь и пошатываясь под ударами ветра, открыл калитку, и дети увидели, что он принадлежит женщине. Одной рукой она придерживала шляпку, в другой тащила большую сумку.

И вдруг — Майкл и Джейн не поверили своим глазам, — едва женщина вошла в садик, она поднялась в воздух и полетела прямо к дому! Да, было похоже на то, что ветер сперва донёс её до калитки, подождал, пока она откроет, а потом принёс её прямо к парадной двери.

Весь дом так и задрожал, когда она приземлилась!

— Вот это да! — сказал Майкл.

— Пошли посмотрим, кто это! — сказала Джейн и, схватив Майкла за руку, потащила его через всю детскую на лестничную площадку — их любимый наблюдательный пункт, откуда было прекрасно видно всё, что происходит в прихожей.

Глава 4. Танцующая корова

У Джейн болело ухо. Она лежала в постели, и голова у неё была повязана цветным платком Мэри Поппинс.

—А что ты чувствуешь?— поинтересовался Майкл.

—Как будто у меня в голове пушки стреляют,— ответила Джейн.

—Ого!— завистливо сказал Майкл. И ему почти захотелось, чтобы у него тоже заболело ухо.— Хочешь, я тебе почитаю вслух?— сказал он, подходя к книжной полке.

—Нет, мне очень больно,— ответила Джейн, хватаясь за ухо.

—Тогда хочешь, я сяду у окошка и буду тебе говорить, что делается на улице?

—Да, валяй,— сказала Джейн.

И вот Майкл сел на подоконник и стал рассказывать Джейн обо всём, что происходило в переулке. Иногда это было совсем неинтересно, а иногда — чрезвычайно интересно.

—Вот Адмирал Бум!— говорил он.— Он вышел из дома и куда-то спешит. Подходит, подходит… Нос у него сегодня красный-красный. Ой, на нём цилиндр! Вот он проходит мимо нашего дома.

—А говорит он: «Лопни моя селезёнка»?— спросила Джейн.

—Мне не слышно. Но, наверно, говорит… Вторая горничная мисс Ларк вышла в сад. А в нашем саду Робертсон Эй подметает листья и смотрит на неё через забор. А теперь он сел отдохнуть.

—У него больное сердце,— сказала Джейн.

—Откуда ты знаешь?

—Он мне сам сказал. Он сказал, доктор велел ему работать как можно меньше. А папа сказал, если Робертсон Эй послушается доктора, он его уволит… Ой, как трещит и стреляет!— крикнула она, снова хватаясь за ухо.

—Ого-го!— завопил вдруг Майкл в величайшем возбуждении.

—Что случилось?— закричала Джейн, садясь в постели.— Скажи скорей!

—Потрясающая вещь! По нашему переулку идёт корова!— ответил Майкл, прыгая по подоконнику.

—Корова? В городе? Настоящая корова? Вот чудеса! Мэри Поппинс! Майкл говорит, у нас в переулке — корова!

—Да-да! Идёт тихо-тихо, заглядывает во все ворота и всё осматривает. Как будто что-то потеряла и ищет!

—Ой, как жалко, что я не могу посмотреть!— грустно сказала Джейн.

Мэри Поппинс подошла к окну.

—Глядите!— сказал Майкл, показывая вниз.— Корова!

—Вот странно, правда?

Мэри Поппинс бросила вниз быстрый, пронзительный взгляд и вздрогнула от удивления.

—Тут нет ничего странного,— сказала она, обернувшись к Джейн и Майклу.— Ровно ничего! Я знаю эту корову. Она была большой приятельницей моей матери, и я буду вам очень обязана, если вы будете разговаривать с ней вежливо.

Разгладив фартук, она строго посмотрела на ребят.

—А вы давно её знаете?— спросил Майкл, стараясь говорить как можно вежливее в надежде услышать ещё что-нибудь про корову.

—Ещё до того, как она побывала у Короля,— сказала Мэри Поппинс.

—А давно это было?— спросила Джейн самым нежным голосом, каким умела.

Мэри Поппинс смотрела куда-то вдаль. Глаза её видели что-то, чего никто не мог рассмотреть. Джейн и Майкл затаили дыхание и ждали.

—Давным-давно,— начала Мэри Поппинс задумчивым тоном сказочника. Она сделала паузу, словно вспоминая события, случившиеся много-много веков назад. Потом продолжала, мечтательно глядя невидящими глазами прямо перед собой.

«Рыжая Корова — вот как её звали. И была она очень важной и богатой коровой, рассказывала моя мать. Она жила на самом лучшем лугу во всей округе — на большом лугу, который весь зарос лютиками размером с блюдечко и одуванчиками, стоявшими ровными рядами, как солдаты. И, когда она съедала голову одного солдатика, на его месте сразу вырастал другой, в зелёном военном мундире и в жёлтом кивере.

Она жила там всегда — она сама часто говорила моей матери, что не может даже припомнить тех времён, когда бы она не жила на этом лугу. Зелёные ограды да небо — это и был её мир, и она ничего не знала о том, что лежит за его пределами.

Рыжая Корова была очень почтенной дамой, она всегда вела себя как Истинная Леди и отлично знала Всё, Что Полагается. Белое было для неё белым, чёрное — чёрным, без всяких тонкостей и оттенков. Одуванчики бывают сладкие или кислые, середины нет, говаривала она.

И она была всегда очень занята. По утрам она давала уроки своей дочери, Рыжей Тёлке, и после обеда она обучала дочурку хорошим манерам, и мычанию, и вообще всему, что полагается знать приличному, воспитанному телёнку. А потом они вместе ужинали, и Рыжая Корова учила Рыжую Тёлку, как отличать хорошую травинку от плохой; а когда дочка укладывалась спать, она стояла на лугу и жевала жвачку, и в голове у неё текли важные, спокойные мысли…

Каждый день походил на другой. Одна Рыжая Тёлка вырастала и уходила, и её сменяла другая. И вполне понятно, что Рыжая Корова воображала, что жизнь её всегда будет неизменной, всегда одна и та же. Да она и не хотела никаких перемен, потому что была твёрдо уверена, что лучшей жизни, чем у неё, быть не может.

И вот, как раз когда она думала об этом, приключение — «как она сама потом рассказывала моей матери,— приключение уже подстерегало её. Случилось это ночью — тихой ночью, когда звёзды сами были похожи на одуванчики в небесах, а луна среди них казалась большой маргариткой.

В эту самую ночь — Рыжая Тёлка давно уже спала — Корова вдруг вскочила и пустилась в пляс. Она танцевала с увлечением; танцевала просто замечательно, строго выдерживая такт, хотя никакой музыки не было.

То она танцевала польку, то шотландскую джигу, то переходила на какой-то новый танец, который тут же сама выдумывала из головы. А в промежутках между танцами она делала реверансы, и кланялась, и приседала перед одуванчиками.

«Боже мой!— подумала Рыжая Корова, начиная отплясывать матросский танец.— Как странно! Я всегда считала, что танцевать неприлично, но выходит, это не так — ведь я сама танцую, а я всегда была образцовой Коровой!»

Она танцевала и танцевала в своё удовольствие, но в конце концов устала и решила, что танцевать хватит — пора бы поспать. Однако, к её крайнему изумлению, оказалось, что она не может перестать танцевать. Она попыталась улечься рядом с Рыжей Тёлкой, но собственные ноги её не послушались! Они продолжали танцевать, выделывать всевозможные па и выписывать кренделя и вензеля, и, понятно, ей пришлось танцевать вместе с ними! И она понеслась в бешеном вальсе…

—О боже!— восклицала она в промежутках между танцами.— Ах, как всё это странно! Ах, как странно!

Но, хотя она говорила тоном истинной леди, остановиться она всё-таки не могла.

Наступило утро, настал день, а она всё ещё танцевала — носилась по лугу то кругами, то вдоль, то поперёк, а по пятам за ней бегала Рыжая Тёлка и жалобно мычала. Когда же пришёл новый вечер и Корова всё ещё не могла остановиться, она очень огорчилась. А к концу недели она совсем расстроилась.

—Я должна пожаловаться Королю,— решила она и затрясла головой.

И, поцеловав Рыжую Тёлку, она велела ей хорошо себя вести и отправилась во дворец.

Всю дорогу она протанцевала, и лишь изредка ей удавалось перехватить травинку-другую, и все, кто видел её, таращили глаза от удивления. Но больше всех удивлялась она сама…

Наконец Корова пришла во дворец и, танцуя, поднялась по широкой лестнице к самому королевскому трону.

А на троне сидел Король. Он был очень занят — он сочинял новые законы. Его секретарь записывал их большим гусиным пером в маленький красный блокнотик.

Кругом стояли придворные и фрейлины; все они были разодеты в пух и прах и говорили все сразу.

—Сколько законов я сочинил сегодня?— спросил Король у секретаря.

Секретарь быстро сосчитал, перелистав блокнотик.

—Семьдесят два, ваше величество!— с низким поклоном отвечал он, стараясь не споткнуться о своё гусиное перо (такое оно было большое).

—Гм! Неплохо. И всего за час работы!— сказал Король, очень довольный собой.

Он встал и красиво задрапировался в свою горностаевую мантию.

—Карету! Я еду к цирюльнику,— сказал он величественно.

И тут он заметил Рыжую Корову. Он снова уселся и схватил свой скипетр.

—Что это такое, а?— крикнул он, увидав, что Рыжая Корова подтанцевала уже к самому подножию трона.

—Корова, ваше величество,— просто отвечала Корова.

—Это я вижу,— сказал Король.— Я ещё не лишился зрения. Но что вам тут нужно? Выкладывайте! И живо, потому что в десять я должен быть у цирюльника, а он не будет ждать! А мне необходимо подстричься. И, ради всего святого, перестаньте скакать и вертеться!— раздражённо добавил он.— У меня просто голова кружится!

—Просто голова кружится!— как эхо, подхватили придворные.

—В этом-то и есть моя беда, ваше величество,— жалобно сказала Корова.— Я не могу перестать!

—Не можете перестать? Глупости!— рявкнул Король.— Немедленно перестаньте! Таков королевский приказ!

—Немедленно перестать! Таков королевский приказ!— повторили все придворные.

Корова изо всех сил постаралась выполнить королевский приказ. Все кости и мускулы заходили у неё ходуном. Но напрасно. Она всё равно продолжала танцевать у самого подножия трона.

—Я старалась, ваше величество. Ничего не выходит. Я танцую вот уже седьмой день. И не сплю. И почти ничего не ем — листок-другой чертополоха, и всё. Вот я и пришла попросить у вашего величества совета — как мне быть?

—Гм! Очень странно!— сказал Король, сдвинув корону набок и почёсывая затылок.

—Очень странно!— отозвались придворные, тоже почесав в затылках.

—А какое при этом ощущение?— спросил Король.

—Странное,— отвечала Корова.— И, пожалуй,— сказала она, тщательно выбирая слова,— пожалуй, приятное. Словно… словно внутри у меня взад-вперёд бегают смешинки.

—Поразительно!— сказал Король.

Он подпер голову руками и уставился на Корову, погрузившись в размышления. Вдруг он вскочил и закричал:

—Господи боже ты мой!

Что случилось?— закричали придворные.

—Вы разве сами не видите!— завопил Король. От волнения он уронил свой скипетр.— Какой же я идиот, что сразу этого не заметил! И какие вы все идиоты!— гневно обернулся он к придворным.— Разве вы не видите, что она подхватила на рога Падучую звезду?

—Вот в чём дело!— закричали придворные, которые вдруг тоже все впервые заметили звезду, и уставились на неё. И казалось, чем больше на неё смотрели, тем ярче она разгоралась.

—В этом-то и беда!— сказал Король.— Итак, господа придворные, снимите эту звезду, чтобы названная… мммм… леди могла перестать танцевать и прилично позавтракала. Это звезда, сударыня, заставляет вас плясать,— обратился он к Корове.— Ну-ка, поживей!

И сделал знак главному придворному, который, изящно поклонившись Рыжей Корове, потащил звезду. Но звезда не поддавалась. За старшего придворного ухватился другой, за другого — третий, и так далее, и так далее; образовалась длинная-предлинная цепь, словно все придворные собирались тянуть репку.

—Не оторвите мне голову!— жалобно попросила Корова.

—Тяните сильней!— загремел Король.

Придворные повиновались. Они стали тянуть изо всех сил. Тянули так, что лица у всех стали красные, как малина. Они тянули до тех пор, пока у них уже не стало сил тянуть, и тогда они все повалились друг на друга.

А звезда и не шевельнулась. Она твёрдо держалась на коровьем роге.

—Тц-тц-тц!— сокрушённо щёлкнул языком Король.— Секретарь! Посмотрите, что говорится о коровах со звёздами на рогах в Энциклопедии!

Секретарь стал на колени и залез под трон. Потом он вынырнул оттуда с огромной зелёной книгой, которая всегда находилась там на тот случай, если Король пожелает о чём-нибудь осведомиться.

Секретарь поспешно перелистал Энциклопедию.

—Ничего нет, ваше величество,— сокрушённо сказал он наконец.— Есть только про Корову, Которая Подпрыгнула Выше Луны, но это вы и так знаете.

И — просто на всякий случай — он прочитал стихи, которые и так знает каждый ребёнок:

Послушайте сказочку
Вы, шалуны:
Корова подпрыгнула
Выше Луны!
Боюсь, что не скоро
Появится снова
Такая прыгучая
Чудо-корова!

Король потёр подбородок — это помогало ему думать. Потом он сердито вздохнул и поглядел на Корову.

—Вот всё, что я могу вам посоветовать,— сказал он.— Попробуйте сделать то же самое.

—Что попробовать?— спросила Рыжая Корова.

—Подпрыгнуть выше Луны. Может быть, это поможет. В общем, стоит попытаться.

—Мне?— спросила Рыжая Корова с возмущением.

—Да, вам, вам, кому же ещё?— нетерпеливо сказал Король. Он очень торопился к цирюльнику.

—Государь,— сказала Корова,— позволю себе напомнить вам, что я приличная, воспитанная скотина и мне с детства внушали, что прыжки — неподходящее занятие для дамы!

Король встал и махнул на неё скипетром.

—Сударыня,— сказал он,— вы просили у меня совета, и я вам его дал. Вы хотите танцевать вечно? Вы хотите вечно голодать? Хотите вечно не спать?

Рыжая Корова подумала о сочных, свежих, сладких одуванчиках. О том, как приятно лежать на мягкой луговой траве. О своих усталых ногах. И она сказала себе: «Ну, может быть, один разок ничего? А к тому же никто, кроме Короля, и не узнает!»

—А это очень высоко?— спросила она, не переставая танцевать.

—Не меньше мили, по-моему,— сказал Король.

Рыжая Корова кивнула. Она была того же мнения. Она подумала ещё минутку и наконец решилась.

—Никогда не думала, что дойду до этого, ваше величество! Прыгать, да ещё выше Луны! Но — я попытаюсь!— сказала она и сделала Королю грациозный реверанс.

—Отлично,— сказал Король весело. Он сообразил, что, пожалуй, всё же поспеет к цирюльнику вовремя.— Следуйте за мной.

Он направился в сад, и Корова и все придворные пошли за ним.

—Итак,— сказал Король, когда они вышли на широкую лужайку,— когда я свистну, прыгайте.

Он достал большой золотой свисток из жилетного кармана и слегка подул в него, чтобы убедиться, что он не засорился.

Рыжая Корова танцевала в положении «смирно».

—Ну,— сказал Король.— Раз. Два. Три!— И он свистнул.

Рыжая Корова набрала воздуху — и прыгнула. Вот это был прыжок! Земля сразу оказалась далеко-далеко внизу, фигуры Короля и придворных становились всё меньше и меньше и наконец совсем исчезли. А Корова взлетала в небо всё выше и выше; звёзды проносились мимо неё, словно большие золотые тарелки, и вот её ослепил яркий свет, и она почувствовала, что её коснулись холодные лунные лучи. Корова зажмурилась, пролетая над луной, и, миновав полосу слепящего сияния, она наклонила голову к земле и ощутила, что звезда соскользнула с её рога. С громом и звоном покатилась звезда по небу.

А когда она исчезла во тьме, Корове показалось, что до неё донеслись чудесные звучные аккорды удивительной небесной музыки…

И в следующий миг Рыжая Корова снова опустилась на землю. К своему большому удивлению, она обнаружила, что находится не в королевском саду, а на своём родном лугу!

И главное — она перестала танцевать!

Ноги её ступали важно и уверенно, как и полагается ногам всякой уважающей себя коровы. Степенной, неспешной походкой она прошла по лугу навстречу Рыжей Тёлке, по дороге обезглавливая своих золотоволосых солдатиков.

—Я так рада, что ты вернулась!— сказала Рыжая Тёлка.— Мне было так тоскливо!

Корова поцеловала её и стала пастись. Впервые за неделю она могла поесть вдоволь. И, чтобы утолить голод, ей пришлось съесть несколько полков.

Так она зажила по-прежнему. И сначала её это радовало. Она была счастлива, что может вовремя, без всяких танцев, позавтракать; может полежать на траве, пережёвывая жвачку; может спокойно спать ночью, вместо того чтобы до рассвета выписывать кренделя и делать реверансы.

Но вскоре она начала тревожиться. Да, конечно, луг, и одуванчики, и Рыжая Тёлка — всё это было очень хорошо, но она чувствовала, что ей чего-то не хватает. Чего — сперва она и сама не знала. Но в конце концов она поняла: она скучала по своей звезде. Да, как это ни странно, она, видно, привыкла танцевать и ощущать во всём теле счастливую лёгкость и бегающие смешинки.

Она стала раздражительной, она потеряла аппетит, и порой она без всякой причины ревела.

И вот однажды она пошла к моей матери, рассказала ей всю эту историю и попросила у неё совета.

—Дорогая моя!— сказала ей моя мама.— Неужели вы думаете, что на небе мало звёзд? Их миллионы! И миллионы звёзд падают каждую ночь! Но, конечно, нельзя ожидать, что они будут падать в одно и то же место, на один луг!

—Так вы считаете — если бы я немного попутешествовала…— начала Рыжая Корова, и глаза её засияли радостью и надеждой.

—Конечно! На вашем месте,— сказала моя мама,— на вашем месте я бы не долго раздумывала. Ищите — и обрящете!

—Я так и сделаю,— радостно сказала Корова.— Так и сделаю!

Мэри Поппинс умолкла.

—А я догадалась, зачем она пришла в наш переулок!— задумчиво произнесла Джейн.

—И я тоже!— поддержал Майкл.— Она ищет свою звезду.

Мэри Поппинс вздрогнула и выпрямилась.

—Будьте любезны немедленно отойти от окна, сэр!— сердито сказала она.— Сейчас я потушу свет!

Но и засыпая, ребята очень-очень хотели, чтобы Рыжей Корове удалось найти свою звезду…

О Лунной Корове

Впервые корова, прыгающая через луну, упоминается в поэзии 16 века, а в своем современном виде стихотворение Hey diddle diddle впервые было опубликовано в 1765 году в Лондоне и вошло в сборник Mother Goose Melody.
С тех пор её изображали несчетное количество раз художники и упоминали в своих произведениях поэты.
По-моему, это очень забавный образ. Каждый раз, находя новую корову, я радуюсь, как ребёнок. У меня собралась небольшая коллекция изображения коров и переводов этого стихотворения, предлагаю взглянуть на них:

1. "Ну и ну!" Из сборника "Едем-едем на лошадке", перевод Л. Яхнина, художник М. Литвинова

Кот пиликает на скрипке -
Тут не может быть ошибки!
А корова -
Ну и ну! -
Перепрыгнула луну!

На лугу танцуют рыбки -
Тут не может быть ошибки!
А кастрюля - ну и ну! -
Залетела на сосну!

Очень вольный перевод, но такой складный. И ошибочно указано, что это американская песенка. Но всё равно хороший сборник, сын его очень любил в раннем детстве.

2. "Гей, кошка и скрипка. " из сборника "Шалтай Болтай и его друзья", перевод Г. Кружкова, художник Питер Стивенсон

Гей, кошка и скрипка!
Пляши, да не шибко,
Щенок на заборе заржал;
Корова подпрыгнула
Выше луны
И чайник с тарелкой сбежал.

3. Другой перевод Г. Кружкова, выполненный им специально для издания с иллюстрациями Р. Кальдекотта "Всё кувырком"

Эй, кошка и скрипка,
Пляши, да не шибко,
Щенок на берёзе заржал.
Корова подпрыгнула -
Выше луны! -
И с ложкой подносик сбежал.

4. "Лунная корова", перевод Динары Селивёрстовой, художник Трейс Морони

Целую ночь напролёт
На скрипке играет кот.
Скачет корова через луну.
Пёсик хохочет "Ну и ну!"
А ложка с блюдцем в поле бегут.
Вот как играет кот!

5. "Чудеса в решете" из сборника "Когда я стану королём" , перевод С. МаршакаХудожник Гарольд Джонс

Играет кот на скрипке,
На блюде пляшут рыбки,
Корова взобралась на небеса.
Сбежали чашки, блюдца,
А лошади смеются.
-Вот, - говорят, - какие чудеса!

6. Упоминание коровы встречается в "Мэри Поппинс", перевод Б. Заходера:

"Секретарь стал на колени и залез под трон. Потом он вынырнул оттуда с огромной зелёной книгой, которая всегда находилась там на тот случай, если Король пожелает о чём-нибудь осведомиться.
Секретарь поспешно перелистал Энциклопедию.
— Ничего нет, ваше величество, — сокрушённо сказал он наконец. — Есть только про Корову, Которая Подпрыгнула Выше Луны, но это вы и так знаете.
И — просто на всякий случай — он прочитал стихи, которые и так знает каждый ребёнок:

Король потёр подбородок — это помогало ему думать. Потом он сердито вздохнул и поглядел на Корову.
— Вот всё, что я могу вам посоветовать, — сказал он. — Попробуйте сделать то же самое.
— Что попробовать? — спросила Рыжая Корова.
— Подпрыгнуть выше Луны. Может быть, это поможет. В общем, стоит попытаться".

А вот еще одна версия этого перевода, но откуда он - из какой книги, сборника - найти не удалось:

Послушайте сказочку, вы, шалуны,
Корова подпрыгнула выше луны,
И кот запиликал на скрипке.
Корова летела, как будто во сне,
Не спал до утра человек на Луне,
И кот им пиликал на скрипке.
Я честное слово всю ночь не усну,
И снова корова взлетит на Луну
И кот заиграет на скрипке!

7. Из книги Дж. Р.Р. Толкиена "Хранители" - самый длинный и оригинальный вариант Хей Диддл Диддл!

– Под горой стоит трактир,
Но не в этом диво.
Дивно то, что как-то встарь
Соскочил с луны лунарь,
Чтобы выпить пива.
Вот зашел в трактир лунарь,
Но не в этом дело.
Там был пес, и этот пес
Хохотал над ним до слез –
Видимо, за дело.
Вот лунарь спросил пивка,
Но не это странно.
Там был кот, и этот кот
На дуде играл гавот
Весело и рьяно.
А корова у дверей,
Подбочась вальяжно,
Под дуду пустилась в пляс
И плясала целый час,
Но не это важно.
И неважно, что ножи,
Ложки и тарелки
Стали весело скакать,
В огоньках свечей сверкать
Да играть в горелки,
А корова поднялась,
Гордо и отважно,
Да как встанет на дыбы,
Как пойдет бодать дубы! –
Это все не страшно.
Вот испил пивка лунарь,
Но беда не в этом.
Худо то, что он под стул
Закатился и уснул
И не встал с рассветом.
Начал кот опять дудеть,
Но не в этом штука.
Он дудел что было сил,
Тут и мертвый бы вскочил,
А лунарь – ни звука.
Спит лунарь – и ни гугу, –
Как в своей постели.
Ну, подняли старину,
Зашвырнули на луну –
В самый раз успели.
Дунул кот в свою дуду
Гулко и беспечно –
Лопнула его дуда,
А была ведь хоть куда!
Но ничто не вечно.
Тут корова вдруг взвилась
В небо, будто птица.
Долетела до луны,
Поглядела с вышины –
Ох, не воротиться!
На луне она живет,
Но не в том потеха.
На заре веселый пёс
Зубы скалить стал всерьёз –
Озверел от смеха.
Убралась луна с небес,
Быстро и устало:
Дождалась богатыря
Выпивоху-лунаря, –
Тут и солнце встало.
Огляделось – день как день,
Небо – голубое,
Но в трактире не встает,
А ложится спать народ, –
Это что ж такое?!

8. И, наконец, аллюзия на Корову в произведении М.У. Браун "Баю-баюшки, Луна", художник К. Хёрд.

А вот как было в оригинале:
Hey diddle diddle,
The cat and the fiddle,
The cow jumped over the moon.
The little dog laughed,
To see such fun,
And the dish ran away with the spoon.

Иллюстрация Артура Рэкхэма

А вы каких лунных коровушек встречали? Поделитесь!

По мотивам английского фольклора

Лев и Единорог

Однажды вышел Лев
На бой с Единорогом;
Гонял, рассвирепев,
Его по всем дорогам.

Когда же уставали
Заклятые враги,
Садились на привале
И ели пироги.

Был у меня малютка-муж

Был у меня малютка-муж
Величиной с мизинчик;
Он вечером, боясь мышей,
Ложился спать в кувшинчик.

Я для такого муженька
Не пожалела денег,
Купила славного конька
Величиною с веник:

Скачи отсюда поскорей,
Любезный муженечек!
А чтобы носик вытирать,
Так вот тебе платочек.

Полезная диета

Жила у нас на Скрэмбл-хилл
Молоденькая мисс,
На завтрак, ужин и обед
Она жевала крыс —
И так солидно подросла
За зиму и весну,
Что летом вешала белье
Сушиться на Луну.

Билли Скрюдель

Билли Скрюдель,
Старый чудак,
Продал кровать
И купил тюфяк.
Продал тюфяк
И лег на полу,
Чтобы купить
Для жены
Пастилу!

Наследство

Папаша мне в наследство лошадку отказал,
Но как пахать и запрягать, он мне не показал.
И где найти сидельце?
Пурлум-тити!
Фурлум-тити!
Хорошенькое дельце —
Сидельца не найти!

Лошадку на коровку на рынке я сменял,
Но как доить коровку, не ведал и не знал.
И где найти сидельце?
Пурлум-тити!
Фурлум-тити!
Хорошенькое дельце —
Сидельца не найти!

Пришлось продать коровку, теленочка купить,
Теленок бедный: «му» да «му», а чем его кормить?
И где найти сидельце?
Пурлум-тити!
Фурлум-тити!
Хорошенькое дельце —
Сидельца не найти!

Теленка я на кошку в конце концов сменял,
Но как нам с ней ловить мышей, не ведал и не знал.
И где найти сидельце?
Пурлум-тити!
Фурлум-тити!
Хорошенькое дельце —
Сидельца не найти!

Тогда продал я кошку и мышь купил со зла,
Но подпалила мышка хвост и домик мой сожгла.
И где найти сидельце?
Пурлум-тити!
Фурлум-тити!
Хорошенькое дельце —
Сидельца не найти!

Джонни Хилл

Вот этот парень — Джонни Хилл,
Видали вы растяпу?
В гостях всегда садился он
На собственную шляпу.

Когда ж взбирался он верхом
На скакуна лихого,
То каждый раз перед хвостом
Оказывался снова.

Четыре раза падал Хилл
Вниз головой в колодец.
Его — представьте-ка! — дразнил
Живущий там уродец.

Плешивый мудрец

Я видал мудреца
С головой как яйцо;
Но за зато борода
В нем была налицо.

Из нее он выщипывал
По волоску
И приклеивал их
К своему колпаку.

Я приблизился,
Кланяясь что было сил,
Снял ботинки —
И шепотом
Старца спросил:

«Сколько ж надо волос,
Чтобы сделать парик?»

СОРОК ВОСЕМЬ! —
Ответствовал
Мудрый старик.

Грустная история

Два голубя сели на старый овин,
Фа-ляляля, хо-хо!
Один улетел, и остался один,
Фа-ляляля, хо-хо!
Потом и другой улетел вслед за ним,
Фа-ляляля, хо-хо!
И бедный овин остался один,
Фа-ляляля, хо-хо!

Разговор

Однажды гуляли в тени под забором
Мисс Курочка и мистер Гусь.
Я видел: они увлеклись разговором,
Но больше сказать не берусь.

Хоть я и подслушивал что было мочи,
Понять было их нелегко;
Один «го-го-го» непрерывно гогочет,
Другая в ответ — «ко-ко-ко».

Старушка в башмаке

Жила-была старушка
В дырявом башмаке,
У ней детишек было
Что зерен в колоске.
Она им всем давала
Похлебки похлебать
И, звонко перешлепав,
Укладывала спать.

Корова и музыкант

Купил корову музыкант,
Но прокормить не мог;
Когда она хотела есть,
Он брался за смычок.

Корова слушала его
И говорила: «Ах!
Как это чудно! А теперь —
Сыграй об отрубях».

Женится жук на осе

Тринь-дири-ди!
Тринь-дири-ди!
Мышка, на танец
К нам выходи!
Кот из амбара
Скрипку несет,
Хвостиком свинка
Ловко трясет.
Пойте, пляшите,
Радуйтесь все —
Женится, женится
Жук на осе!

На серой кобылке

Скакали на серой кобылке верхом,
Флиппети, флиппети, гоп! —
Красотка Джейн со своим муженьком,
Флиппети, флиппети, гоп!

Но ворон прокаркал, хлопнув крылом,
Флиппети, флиппети, гоп! —
Кобыла споткнулась, и все кувырком,
Флиппети, флиппети, гоп!

А гадкий ворон, смеясь, улетел,
Флиппети, флиппети, гоп!
— Еще не таких вам наделаю дел!
Флиппети, флиппети, гоп!

Робин из Бобина

Робин из Бобина
Лук раздобыл,
Целился в голубя —
Галку убил.

Робин из Бобина
Мал да удал:
Целился в утку —
В тетку попал.

Песня за полпенса

Вот песня за полпенса,
Я спеть ее готов:
Запек в пирог пирожник
Две дюжины дроздов.

Едва пирог поставили
И стали резать вдоль,
Как все дрозды запели:
«Да здравствует король!»

Король тогда в подвале
Считал свою казну,
А королева в спальне
Готовилась ко сну.

Служанка возле замка
Сажала кустик роз;
Примчался дрозд, вертлявый хвост,
И откусил ей нос!

Хороший мальчик

Джеки-дружок
Взял пирожок,
Сунул в него свой пальчик,
Изюминку съел
И громко пропел:
«Какой я хороший мальчик!»

Человечек на луне

Жил человечек на луне,
жил на луне, жил на луне,
Жил человечек на луне,
Его звали Эйкин Драм.

И он играл на ложках,
На ложках-поварешках,
И он играл на ложках,
Его звали Эйкин Драм.

На нем колпак из творога,
из творога, из творога,
На нем колпак из творога,
Его звали Эйкин Драм.

На нем сюртук из блинчиков,
из блинчиков, из блинчиков,
На нем сюртук из блинчиков,
Его звали Эйкин Драм.

На нем штаны из ветчины,
из ветчины, из ветчины,
На нем штаны из ветчины,
Его звали Эйкин Драм.

На нем жилет из коржиков,
из коржиков, из коржиков,
На нем жилет из коржиков,
Его звали Эйкин Драм.

А пуговки — из булочек,
из булочек, из булочек,
А пуговки — из булочек,
Его звали Эйкин Драм.

Жил человечек за горой,
жил за горой, жил за горой,
Жил человечек за горой,
Его звали Вилли Вуд.

И он играл на саблях,
На саблях и на граблях,
И он играл на саблях,
Его звали Вилли Вуд.

Он проглотил все блинчики,
все блинчики, все блинчики,
Он проглотил все блинчики,
Нехороший Вилли Вуд.

Он проглотил все коржики,
все коржики, все коржики,
Он проглотил все коржики,
Нехороший Вилли Вуд.

И он объелся творогом,
творогом, творогом,
И он объелся творогом,
Нехороший Вилли Вуд.

И он объелся ветчиной,
ветчиной, ветчиной,
И он объелся ветчиной,
Нехороший Вилли Вуд.

Но он подавился булочкой,
булочкой, булочкой,
Но он подавился булочкой,
И пришел ему конец!

Вот пирожочки!

Вот пирожочки
С пылу да с жару!
Пенни за штуку,
Пенни за пару!

Купите сыну,
Купите дочке,
Купите своей благородной даме!
А если нету
Ни дамы, ни деток,
То на здоровье кушайте сами!

Дон-дин-дон!

Дон-дин-дон!
Дурачина Джон
В школу торопился.
В пруд провалился.

Повар и конюх
Закинули сеть,
Выловили дурня,
А дурень — реветь!

Летела ворона

Летела ворона,
Присела на пень.
Эх, спел бы я дальше,
Да что-то мне лень.

Эй, кошка и скрипка!
Эй, кошка и скрипка!
Пляши, да не шибко!
Щенок на березе заржал.
Корова подпрыгнула
Выше луны! —
И чайник с тарелкой сбежал.

Загадка

По летнему лугу гуляя в обед,
Нашел я какой-то съедобный предмет.
Не рыба, не мясо, в траве он лежал,
Лежал он, лежал — а потом убежал!

Считалка

Раз, два, три, четыре —
Разевайте рот пошире!

Пять, шесть, семь, восемь —
Свадебный пирог выносим!

Девять, десять, девять, десять —
Будем петь и куролесить!

Мечты и кони

Были бы мечты конями,
Я бы по полю скакал;
Были б желуди часами,
Я бы время вам сказал.

Одним вечерним утром

Одним вечерним утром,
Январским жарким днем,
Когда светили пташки
И снег дышал теплом,
И распевали утки
На ветках «кряк да кряк», —
Спустился я к себе в подвал,
Чтоб подмести чердак.

«Все кувырком» – книжка эстетская. При взгляде на нее так и хочется воскликнуть: «Ах! Какой винтаж!» В первую очередь, естественно, из-за кратинок, созданных больше 100 лет назад великим викторианским художником Рэндольфом Кальдекоттом. Недаром одна из самых престижных наград, о которой только может мечтать любой книжный художник, – это медаль Кальдекотта. (Хотя Рэндольф Кальдекотт – британский художник, медаль, названную в честь него, учредили в Америке в 1938 году.) Однако до последнего времени книги с иллюстрациями Кальдекотта у нас не выходили. И российские истории искусства об этом сожалели.

Известно, что детская отечественная литература советского периода многими нитями связана со старой Англией. Можно без преувеличения сказать, что ее основатели и корифеи Корней Чуковский и Самуил Маршак «учились» у англичан. Но то же самое относится и к нашим известным книжным иллюстраторам. К примеру, знай мы Кальдекотта, легко увидели бы, что Александр Бенуа «цитирует» его в своей знаменитой «Азбуке». Увы, наш читатель и об «Азбуке» Бенуа узнал лишь относительно недавно. Неудивительно, что очередь Кальдекотта пришла еще позже. Но теперь этот пробел наконец восполнен, и выход книги с иллюстрациями этого художника можно считать настоящим событием в области книжного дела.

Восторг ценителей понятен: шедевр – он и есть шедевр. Можно говорить об изящных линиях, динамичном рисунке, удивительной выразительности персонажей, о виртуозном чередовании цветной иллюстрации и черно-белого графического рисунка, которое создает особый ритм повествования. Но главное – это, конечно, энергетика рисования, точнее – рисованного повествования, которое не дает зрителю оторваться и возбуждает одновременно два противоречивых желания: с одной стороны, хочется долго-долго разглядывать каждый разворот, каждую иллюстрацию, с другой стороны – скорее перевернуть страницу, чтобы узнать продолжение событий. И как любой выдающийся иллюстратор, Кальдекотт рассказывает историю, параллельную той, что изложена словами. Это не значит, что рисунок не соответствует тексту. Но художник своей работой усложняет текст, задает ему дополнительное измерение.

Вот, к примеру, история про несчастного лягушонка, мистера Кроули, который «пошел невесту искать». История, прямо скажем, трагическая. Такая английская версия тезиса о тщете существования, о равнодушии мироздания и о смерти как части жизни. Неотделимой части. Видимо, чтобы подчеркнуть это, подчеркнуть превратности индивидуальной судьбы, Кальдекотт вводит в рисунок «сторонних наблюдателей». С одной стороны, в истории действуют «фрики» из «Nursery Rhymes» – лягушонок, крысенок (одетые по-человечески, как настоящие денди) и мышка (прекрасная дама), с другой стороны – куда-то идут и «невольно» оказываются свидетелями происходящего викторианские дети и взрослые, о которых в тексте – ни слова. И нельзя сказать, что события – как желание лягушонка жениться, его влюбленность с первого взгляда в симпатичную мышку, так и внезапное нападение кошачьего семейства на «сентиментальное собрание» – вызывают у этих свидетелей удивление. Отнюдь нет. Они наблюдают за всем происходящим с грустной задумчивостью: вот она, бренность жизни… Поскольку бренность жизни демонстрируется, как уже было сказано, на примере абсолютных фриков, лишь прикидывающихся человекообразными, то неподдельное и сверхсерьезное внимание к ним истинных леди и джентльменов заставляет нас улыбнуться.

Если не расхохотаться. Нельзя же, в конце концов, делать глубокие выводы о жизни на примере лягушек! Пусть даже и влюбленных. Такой очень английский способ жизнеутверждения. То, что называется «английским юмором».

И переведено это, конечно, блестяще. С изяществом и остроумием, достойным Кальдекотта. (Переводчик – Григорий Кружков, и этим уже все сказано.) Как пишет в предисловии сам Григорий Кружков, «переводчик всегда старается, чтобы получилось звонко и складно». Но у Кружкова не просто звонко и складно. У него невероятно музыкально и образно:

Пошел Лягушонок невесту искать,
Ну-ну, мистер Кроули!
Хоть мама его не хотела пускать.
Петрушка, и кружка, и фунт ветчины!
– О-хо! – сказал мистер Кроули.

Эти «петрушка и кружка» – постоянно повторяющийся припев, подчеркивающий какую-то неотменимую, приятно-консервативную, мещанскую обстановку, внутри которой рассказчик повествует о трагически-романтических событиях. Переводчик виртуозно задает столкновение жизненных парадигм, которое, как уже говорилось, в иллюстрациях изображается с помощью «свидетелей», не имеющих отношения к сюжету. Ну, и вся книжка из этого состоит – из столкновения привычных устойчивых представлений о жизни и романтических бредней. Романтическое почему-то все время оказывается бреднями.

Эй, кошка и скрипка!
Пляши, да не шибко!
Щенок на березе заржал.
Корова подпрыгнула
Выше луны! –
И с ложкой подносик сбежал.

Весь шум в мире, все перевертыши – исключительно из-за того, что сбежали два предмета кухонной утвари. Очевидно – влюбленные. Но при этом остающиеся кухонной утварью: пляши, да не шибко! Иными словами, все это ужасно смешно. Взрослому.

И ради этого все затеяно. И тогда, в викторианскую эпоху, когда творил Кальдекотт. И сейчас, когда переводил Кружков.

Про ребенка – не знаю. Точнее, подозреваю, что ему не будет смешно. Слишком сложный юмор. Слишком глубокий. Слишком «английский».

Если, конечно, мы под ребенком понимаем не существо в возрастном диапазоне от 0 до 18, а, к примеру, старшего дошкольника или младшего школьника.

Но при этом я бы все равно стала читать эту книжку детям. Не ради юмора, а ради музыки стиха. Она (при удачном прочтении) может заворожить.

То есть не ради понимания и не ради постижения английского юмора (поди, постигни), а ради общения с иной, непривычной эстетикой. Ради картинок, конечно же.

Картинки, как и текст, вряд ли попадают в зону «понимающего восприятия» маленького ребенка. Но они не могут не отпечататься в памяти – благодаря своей энергетике. Возможно, они вызовут удивление. И это тоже важно. Возможно, заворожат именно тем, что не совсем понятны. В общем, мне кажется, стоит рискнуть. «Рискнуть» – не в смысле столкнуть ребенка с чем-то опасным, а в смысле самому столкнуться с детским равнодушием и незаинтересованностью. Это же Кальдекотт! Это ж Григорий Кружков! Так хочется, чтобы ребенку понравилось!

Но воспитывает даже и то обстоятельство, что книжка появляется в домашней библиотеке, на столе у взрослого. Что он ее рассматривает – и улыбается. Чему он там улыбается? Неужели бренности жизни.

Читайте также: