Как старая полковая лошадь услышавшая звук трубы
Опубликовано: 16.04.2024
Ещё одна героиня Толстого, с которой он обошёлся достаточно жестоко, - Лиза Болконская, или, как называет её сам автор, «маленькая княгиня». Персонаж, который занимает не так много места в романе но, тем не менее, привлекает внимание и, на мой взгляд, довольно симпатичен.
Что известно о ней? В самом начале романа Анна Павловна Шерер, рассказывая о княжне Марье, упомянет: «У неё брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова». Lise, или, как её ещё назовут, Лизавета Карловна Мейнен, в замужестве Болконская… Судя по всему, хорошо известна в свете. Вероятнее всего, принадлежит к знати. В некоторых работах её называют племянницей Кутузова – жалуясь на мужа, она скажет Пьеру « Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение» , - однако позволю себе усомниться, и не только потому, что Кутузов не имел братьев и сестёр, а главным образом потому, что адъютантство у Кутузова явно связано с уходом князя Андрея на войну. Вспомним диалог: «Вы собираетесь на войну, князь?» - «Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты…» (в первом варианте романа ещё более определённо – «генерал-аншеф Кутузов зовёт меня к себе в адъютанты»). Так что, видимо, от «дяди», занимающего достаточно высокое положение в свете, князь Андрей уходит к Кутузову.
О семье Мейнен мы не знаем ничего. Позднее мы прочитаем при описании обеда в Лысых Горах «князь спросил её об отце », в первой редакции романа автор упомянет о родных Лизы, получивших известие, что князь Андрей выжил после ранения,- и это всё.
Она очень хороша : «Приехала и известная, как la femme la plus séduisante de Pétersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге], молодая, маленькая княгиня Болконская… Её хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем ещё милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток её — короткость губы и полуоткрытый рот — казались её особенною, собственно её красотой». « Всем было весело смотреть на эту полную здоровья и живости хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение». Кстати, насчёт «положения» Толстой явно погорячился: действие первых глав происходит в июле 1805 года, а роды Лизы начнутся «19-го марта» года следующего, так что выглядеть подобным образом она никак не могла …
Но почему же Толстой порой откровенно иронизирует над ней? Великолепна фраза – «Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем» . Ведь невозможно сравнить эту милую особу, например, с Элен (замечу в скобках: мне становится страшно, когда я читаю в комментариях к статье об Элен, что она «единственная приличная женщина в описываемой тусовке»). И, тем не менее, автор беспощаден: княгиня живёт в мирке светских сплетен, мало чем, кроме них, интересуясь: «Князь спросил её об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил её об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
— La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son mari, et elle a pleuré les larmes de ses yeux [Бедная графиня Апраксина потеряла мужа. Глаза выплакала, бедняжка], — говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на неё».
Выразителен диалог отца и сына после этого:
« - Плохо дело, а?
— Что плохо, батюшка?
— Жена! — коротко и значительно сказал старый князь.
— Я не понимаю, — сказал князь Андрей.
— Да нечего делать, дружок, — сказал князь, — они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь… Что делать? Красива!»
Что ещё знаем о княгине? Муж высоко оценит её нравственность: «Моя жена, — продолжал князь Андрей, — прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь» . Но после этого горестно скажет: « Но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! » А позднее оценит их брак: «Знай одно, Маша, я ни в чём не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену, и сам ни в чём себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю… » Почему же так?
«В одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань», - сказал когда-то поэт. Видимо, это в полной мере относится и к супругам Болконским. «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» - это уже слова самого Толстого. Чья тут вина? Трудно сказать. Любит ли Лиза мужа? Несомненно! Любит ли жену князь Андрей? Во всяком случае, готов ревновать – «Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене…» Но, видимо, ограниченность Лизы, её неспособность понять интересы мужа мешают им. А ведь чем-то очаровался в своё время!
Мне кажется, прелести этому образу добавляет её отношение к ещё не родившемуся ребёнку:
«- Marie, — сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, — дай сюда твою руку. — Она взяла руку княжны и наложила её себе на живот.
Глаза её улыбались, ожидая, губка с усиками поднялась и детски-счастливо осталась поднятой…
— Вот, вот — слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, — сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку».
Очень важно определение « детски-счастливо »: для Толстого всё, связанное с детьми, чисто и правильно. Сравнение с ребёнком он использует достаточно часто, и применительно только к любимым героям: «”Зачем принесли туда ребёнка? — подумал в первую секунду князь Андрей. — Ребёнок? Какой. Зачем там ребёнок? Или это родился ребёнок?” Когда он вдруг понял все радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети».
И не случайно, наверное, будет преследовать князя Андрея её последний взгляд и невысказанное «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю?»…
Не много внимания обращают на княгиню Лизу и иллюстраторы: её изображений мало. Помимо иллюстрации Д.А.Шмаринова (в начале статьи), нашла ещё рисунок М.С.Башилова, одобренный самим Толстым:
И, по-моему, вполне соответствует толстовским описаниям образ, созданный А.Вертинской в фильме С.Ф.Бондарчука (тут, кстати, и практически полное соответствие по возрасту), хотя актрисе, видимо, доставила немало трудностей та самая «губка» княгини (но хотя бы не игнорировали эту черту, как в других фильмах):
В Ясной Поляне хранится дагерротип с надписью, сделанной С.А.Толстой: «Маленькая княгиня в ”Войне и мире”». На нём изображена Луиза Ивановна Волконская, урожденная Трузсон, в 1842 г. вышедшая замуж за троюродного брата писателя Александра Алексеевича Волконского.
Когда-то Толстой был увлечён ею, и это чувство отразилось в его очерке «История вчерашнего дня» - «А ведь ежели есть та женщина, этого за глаза довольно», «Отчего эта женщина любит меня (как бы мне хотелось здесь поставить точку) приводить в замешательство, и без того уже я не свой при ней», «Она для меня женщина, потому что она имеет те милые качества, которые их заставляют любить, или, лучше, её любить, потому что я её люблю; но не потому, чтобы она могла принадлежать мужчине. Это мне в голову не приходит».
Увлечение прошло достаточно быстро, а вот след его остался… Кстати, Луиза Ивановна прожила достаточно долго, имела троих сыновей. В 1865 году она узнала себя в напечатанных первых главах романа и обратилась к Толстому с вопросом, кто послужил прототипом князя Андрея. А об ответе писателя я уже рассказала.
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал
"Оглавление" всех статей по "Войне и миру" здесь
— Это-то мы и посмотрим, — проговорил он вслух. — Это-то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! — подумал он, злобно взглянув на дочь. — Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
— Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
— Для мила дружка семь верст не околица, — заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. — Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. — Молодец, молодец! — сказал он, — ну, поди поцелуй, — и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно-спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
— Так уж из Потсдама пишут? — повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
— Это ты для гостей так убралась, а? — сказал он. — Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по-новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
— Это я, mon pиre, [батюшка, ] виновата, — краснея, заступилась маленькая княгиня.
— Вам полная воля-с, — сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, — а ей уродовать себя нечего — и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
— Напротив, эта прическа очень идет княжне, — сказал князь Василий.
— Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? — сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, — поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
— Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? — спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
— Нет, я перешел в армию, — отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
— А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
— Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? — обратился Анатоль со смехом к отцу.
— Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха-ха-ха! — засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
— Ну, ступай, — сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
— Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? — обратился старый князь к князю Василью.
— Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
— Да, нынче всё другое, всё по-новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один-на-один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
— Что ж ты думаешь, — сердито сказал старый князь, — что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! — проговорил он сердито. — Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. — Князь фыркнул.
— Пускай выходит, мне всё равно, — закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
— Я вам прямо скажу, — сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. — Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
— Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? — думала княжна Марья. — Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою, ] думал про нее Анатоль.
M-lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M-lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m-lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M-lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему, соблазнителю, эту историю. Теперь этот он, настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m-lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m-lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m-lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно-поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m-lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M-lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! — думала княжна Марья. — Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m-lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m-lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность, ] — подумала княжна. — Неужели Ame (так звали m-lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. — Она подошла к m-lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
— Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде. ] — И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.
Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное — добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто-то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто-то был он — дьявол, и он — этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M-lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого-то и то улыбаясь кому-то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда-нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что-то приговаривая.
— Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, — твердила маленькая княгиня, — я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, — и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
— Да, но в вашем рассказе всего 22 слова.
— Остальные 178 успел произнести сержант Джонс, пока летел вниз.
Во время любовного свидания к мадам Коти возвращается муж. Любовник прячется в шкафу. Наконец, муж уходит, мадам бросается открывать шкаф. Возлюбленный вываливается наружу, с трудом шевеля губами:
— Мадам, умоляю: кусочек говна!
Есть такая народная примета: нельзя смотреть в зеркало, когда ешь, счастье свое проешь. И пить перед зеркалом нельзя — пропьешь. А в туалете зеркало лучше вообще не вешать.
Милиционер подходит к пьяному, отливающему возле бронзового коня на Аничковом мосту.
— За что! Видишь написано: "Ваял и отливал барон Клодт". Ему можно, а мне?!
Мужик отливает возле музея. Торопливо проходящий мимо человек вежливо спрашивает:
— Простите, не подскажете, где тут вход в музей?
— На хрен тебе музей! Ссы здесь!
Милиционер пытается увещевать пьяного, пускающего струю на улице.
— Ты что, не видишь: вон же туалет, на той стороне?!
— А у меня шланг, что ли?
Из милицейского протокола: "21 июня с.г. в 18.35 вечера гр. Иванов В.В. публично нарушал постановление Моссовета № 14/238 на стену. Несмотря на мое предупреждение, выводов не сделал и продолжал нарушать постановление Моссовета № 14/238 на ту же стену. Только после третьего КАТЕГОРИЧЕСКОГО предупреждения он, наконец, прекратил нарушать постановление Моссовета № 14/238 на стену. Но не потому что осознал, а потому что иссяк".
На зеленом газончике у Тверской среди бела дня негр справляет большую нужду.
— Ну что же вы, господин негр, — увещевает его милиционер, — вы же видите — вон туалет, совсем рядом.
— Я очень хотел туда ходить. Но там два белый джентльмен пьют вино.
Мальчик бежит за женщиной:
— Тетенька, вы мне нужны как женщина!
— Ты что, мальчик? Ты ещё маленький!
— Тетенька, вы мне нужны как женщина! У меня мячик в женский туалет закатился.
Человек добежал до сортира, рванул ручку двери — занято.
— Товарищ! Товарищ!! Товарищ. Эх, товарищ…
Из еврейской серии.
Три еврея пришли креститься. Как и положено, при крещении батюшка дает каждому христианское имя:
— Ты, Мойша, будешь Миша. Это и похоже, и одно и то же. Ты, Хаим, будешь Ефим. Это и похоже, и одно и то же. А ты, Сруль… Ты будешь Акакий. Это не похоже, но одно и то же.
— Рабинович, почему вы не купаетесь?
— Во-первых, я не умею плавать, а во-вторых, мне не хочется писать.
— Хаим, откуда у тебя этот шрам?
— Моча в голову ударила… Вместе с посудой.
Из раритетной серии первых советских антисоветских анекдотов.
Встречаются два еврея.
— Хаим, ты видел новые советские деньги?
— Да, только я не понял, что значат буквы — РСФСР.
— РСФСР — это Рваный Сраный Фальшивый Советский Рубль.
Анекдот от Андрея Битова.
Американский стратегический бомбардировщик летит над Россией. Штурман следит за картой.
— Пролетаем над деревней "Большие говнищи".
— О, это есть очень важный стратегический объект. Переходим в режим ядерного бомбометания.
Пилот нажимает спусковую рукоять. Пошла бомба… Жжж… Псс… Бульк…
Всегда так: как оргазм — так во сне, а как понос — так наяву.
Ваня играет на гармошке, Маня сидит положив голову ему на плечо. Ваня вздыхает.
Играет снова. Опять вздыхает.
— Ты в лесу сегодня был?
— В-о-от такую кучу под старым деревом видел?
— Ух ты, моя кокеточка!
— А у меня кукла есть!
— А у меня паровозик есть!
— А у меня мячик есть!
— А у меня пистолет есть!
— А у меня зайка есть!
— А ты… а ты зато на стенку ссыкнуть не можешь!
В детскому саду воспитательница спрашивает:
— Детки, расскажите, как вы хотите нарядиться на елку.
— Я оденусь Снегурочкой.
— А я оденусь какашкой, лягу под елкой и испорчу вам праздник.
Аптекарь попросил знакомого постоять за прилавком, пока он ненадолго отлучится. Возвращается.
— Ну как, приходил кто-нибудь?
— Был один. Просил чего-нибудь от кашля.
— И что ты ему дал?
— А ты посмотри, вон он стоит. Ноги винтом, кашлянуть боится.
Ветеринар учит помощника, как надо лошади давать слабительное:
— Берешь вот эту трубку, засовываешь ей наполовину в рот, закладываешь таблетку пургена и дуешь… Понял? Иди, сделай…
Через час, пошатываясь, появляется помощник.
— Не успел — лошадь дунула первой…
Дегустатору подсунули на дегустацию стакан мочи.
— Цвет… Определенно, это цвет мочи… Запах… запах тоже мочи… На вкус… Да, похоже, что это моча…
Допил до середины:
— Кажется, это и в самом деле моча.
Допил весь стакан:
— А все-таки это была моча.
Лето. Рассветный час. Из соседних изб на крылечки выходят мужики. Потягиваются. Неспешно справляют малую нужду. Беседуют.
— Скотину на пастбище выгонять надо.
— А у меня ещё жена не ебана!
Тиха украинская ночь… За плетнем слышится густое журчанье струи.
— Кто там ссыт, как полковая лошадь?
— Писай, Дуню, писай, моя мармулеточка…
Человек, вбегая в поликлинику:
— Где тут сдают говно на анализ кала?
Встречаются говно городское и говно деревенское. Делятся тяготами жизни.
— Слушай, — говорит говно деревенское, — хоть у тебя и унитаз беленький, и вода журчит, все же перебирайся-ка ты лучше к нам в деревню. Чего тебе каждый раз шмякаться с двенадцатого этажа! У нас тебя положат под кустиком, накроют лопушком…
Два приятеля живут в том же доме, один на 8-м этаже, другой — на 1-м. У обоих нелады с произнесением букв, у первого с «з», у в второго — с «б». Как-то беседуют:
— Я с высоты своего этажа всю Москву обсираю.
— А мне запор мешает.
Скотленд-Ярд выяснил, что в Лондоне скрывается русский шпион. Поймать никак не могут, пришлось звать Шерлока Холмса.
— Ладно, — говорит Холмс, — но для этого мне нужно 728 агентов.
Выхода нет, дают агентов. На следующий день шпион пойман.
— Как вам удалось?
— Все очень просто. В Лондоне 728 общественных туалетов. Я поставил у каждого по человеку и приказал задерживать любого, кто, выходя, будет застегивать ширинку.
Анекдот середины 60-х. Один из начинавшейся тогда анекдотной «Ленинианы» — народный ответ на «лениниану» госзаказовскую.
Владимир Ильич заходит в кабинет. Посреди письменного стола — огромная непотребная куча.
— Надюша. Кто у меня в кабинете был?
— Да никого, Володенька не было. А… нет, погоди, вот Марфуша говорит, что Лев Толстой приходили.
— А, батеньки мои! Какая глыба. Какой матерый человечище!
Анекдот времен конца брежневского застоя.
Человек приходит к врачу:
— Доктор, не пойму, что с моим желудком. Ем черную икру, хожу черной икрой. Ем красную — хожу красной. Ем сервелат — хожу сервелатом…
— А вы ешьте, как все, говно. Говном и ходить будете.
Еще анекдот все тех же времен.
Идет заседание Политбюро. Брежнев говорит:
— Товарищи! Совершенно распоясались вражеские «Голоса». Не успеем мы чего-нибудь обсудить в своем узком закрытом кругу, как они уже передают об этом со своими злобными комментариями. Поэтому сегодня, пока не кончим заседание, не выходит никто.
Через час подперло Косыгина:
— Леня, пусти. Сил нет терпеть.
— Сиди, а то если утечка случится, на тебя подумают.
— Все! Больше никак не могу. Леня выпусти!
Осторожный стук в дверь.
— Это я, тетя Дуня. Тут Би-би-си передало, что Алексей Николаичу писать очень хочется, а Леонид Ильич его не пускают. Так я ведро принесла.
Пришел Петров к любовнице, а тут муж вернулся. Сидит голый на балконе, а муж никак не уходит. Холодно. Зубы лязгают. Видит: черт невесть откуда взялся, предлагает:
— Да, но в вашем рассказе всего 22 слова.
— Остальные 178 успел произнести сержант Джонс, пока летел вниз.
Во время любовного свидания к мадам Коти возвращается муж. Любовник прячется в шкафу. Наконец, муж уходит, мадам бросается открывать шкаф. Возлюбленный вываливается наружу, с трудом шевеля губами:
— Мадам, умоляю: кусочек говна!
Есть такая народная примета: нельзя смотреть в зеркало, когда ешь, счастье свое проешь. И пить перед зеркалом нельзя — пропьешь. А в туалете зеркало лучше вообще не вешать.
Милиционер подходит к пьяному, отливающему возле бронзового коня на Аничковом мосту.
— За что! Видишь написано: "Ваял и отливал барон Клодт". Ему можно, а мне?!
Мужик отливает возле музея. Торопливо проходящий мимо человек вежливо спрашивает:
— Простите, не подскажете, где тут вход в музей?
— На хрен тебе музей! Ссы здесь!
Милиционер пытается увещевать пьяного, пускающего струю на улице.
— Ты что, не видишь: вон же туалет, на той стороне?!
— А у меня шланг, что ли?
Из милицейского протокола: "21 июня с.г. в 18.35 вечера гр. Иванов В.В. публично нарушал постановление Моссовета № 14/238 на стену. Несмотря на мое предупреждение, выводов не сделал и продолжал нарушать постановление Моссовета № 14/238 на ту же стену. Только после третьего КАТЕГОРИЧЕСКОГО предупреждения он, наконец, прекратил нарушать постановление Моссовета № 14/238 на стену. Но не потому что осознал, а потому что иссяк".
На зеленом газончике у Тверской среди бела дня негр справляет большую нужду.
— Ну что же вы, господин негр, — увещевает его милиционер, — вы же видите — вон туалет, совсем рядом.
— Я очень хотел туда ходить. Но там два белый джентльмен пьют вино.
Мальчик бежит за женщиной:
— Тетенька, вы мне нужны как женщина!
— Ты что, мальчик? Ты ещё маленький!
— Тетенька, вы мне нужны как женщина! У меня мячик в женский туалет закатился.
Человек добежал до сортира, рванул ручку двери — занято.
— Товарищ! Товарищ!! Товарищ. Эх, товарищ…
Из еврейской серии.
Три еврея пришли креститься. Как и положено, при крещении батюшка дает каждому христианское имя:
— Ты, Мойша, будешь Миша. Это и похоже, и одно и то же. Ты, Хаим, будешь Ефим. Это и похоже, и одно и то же. А ты, Сруль… Ты будешь Акакий. Это не похоже, но одно и то же.
— Рабинович, почему вы не купаетесь?
— Во-первых, я не умею плавать, а во-вторых, мне не хочется писать.
— Хаим, откуда у тебя этот шрам?
— Моча в голову ударила… Вместе с посудой.
Из раритетной серии первых советских антисоветских анекдотов.
Встречаются два еврея.
— Хаим, ты видел новые советские деньги?
— Да, только я не понял, что значат буквы — РСФСР.
— РСФСР — это Рваный Сраный Фальшивый Советский Рубль.
Анекдот от Андрея Битова.
Американский стратегический бомбардировщик летит над Россией. Штурман следит за картой.
— Пролетаем над деревней "Большие говнищи".
— О, это есть очень важный стратегический объект. Переходим в режим ядерного бомбометания.
Пилот нажимает спусковую рукоять. Пошла бомба… Жжж… Псс… Бульк…
Всегда так: как оргазм — так во сне, а как понос — так наяву.
Ваня играет на гармошке, Маня сидит положив голову ему на плечо. Ваня вздыхает.
Играет снова. Опять вздыхает.
— Ты в лесу сегодня был?
— В-о-от такую кучу под старым деревом видел?
— Ух ты, моя кокеточка!
— А у меня кукла есть!
— А у меня паровозик есть!
— А у меня мячик есть!
— А у меня пистолет есть!
— А у меня зайка есть!
— А ты… а ты зато на стенку ссыкнуть не можешь!
В детскому саду воспитательница спрашивает:
— Детки, расскажите, как вы хотите нарядиться на елку.
— Я оденусь Снегурочкой.
— А я оденусь какашкой, лягу под елкой и испорчу вам праздник.
Аптекарь попросил знакомого постоять за прилавком, пока он ненадолго отлучится. Возвращается.
— Ну как, приходил кто-нибудь?
— Был один. Просил чего-нибудь от кашля.
— И что ты ему дал?
— А ты посмотри, вон он стоит. Ноги винтом, кашлянуть боится.
Ветеринар учит помощника, как надо лошади давать слабительное:
— Берешь вот эту трубку, засовываешь ей наполовину в рот, закладываешь таблетку пургена и дуешь… Понял? Иди, сделай…
Через час, пошатываясь, появляется помощник.
— Не успел — лошадь дунула первой…
Дегустатору подсунули на дегустацию стакан мочи.
— Цвет… Определенно, это цвет мочи… Запах… запах тоже мочи… На вкус… Да, похоже, что это моча…
Допил до середины:
— Кажется, это и в самом деле моча.
Допил весь стакан:
— А все-таки это была моча.
Лето. Рассветный час. Из соседних изб на крылечки выходят мужики. Потягиваются. Неспешно справляют малую нужду. Беседуют.
— Скотину на пастбище выгонять надо.
— А у меня ещё жена не ебана!
Тиха украинская ночь… За плетнем слышится густое журчанье струи.
— Кто там ссыт, как полковая лошадь?
— Писай, Дуню, писай, моя мармулеточка…
Человек, вбегая в поликлинику:
— Где тут сдают говно на анализ кала?
Встречаются говно городское и говно деревенское. Делятся тяготами жизни.
— Слушай, — говорит говно деревенское, — хоть у тебя и унитаз беленький, и вода журчит, все же перебирайся-ка ты лучше к нам в деревню. Чего тебе каждый раз шмякаться с двенадцатого этажа! У нас тебя положат под кустиком, накроют лопушком…
Два приятеля живут в том же доме, один на 8-м этаже, другой — на 1-м. У обоих нелады с произнесением букв, у первого с «з», у в второго — с «б». Как-то беседуют:
— Я с высоты своего этажа всю Москву обсираю.
— А мне запор мешает.
Скотленд-Ярд выяснил, что в Лондоне скрывается русский шпион. Поймать никак не могут, пришлось звать Шерлока Холмса.
— Ладно, — говорит Холмс, — но для этого мне нужно 728 агентов.
Выхода нет, дают агентов. На следующий день шпион пойман.
— Как вам удалось?
— Все очень просто. В Лондоне 728 общественных туалетов. Я поставил у каждого по человеку и приказал задерживать любого, кто, выходя, будет застегивать ширинку.
Анекдот середины 60-х. Один из начинавшейся тогда анекдотной «Ленинианы» — народный ответ на «лениниану» госзаказовскую.
Владимир Ильич заходит в кабинет. Посреди письменного стола — огромная непотребная куча.
— Надюша. Кто у меня в кабинете был?
— Да никого, Володенька не было. А… нет, погоди, вот Марфуша говорит, что Лев Толстой приходили.
— А, батеньки мои! Какая глыба. Какой матерый человечище!
Анекдот времен конца брежневского застоя.
Человек приходит к врачу:
— Доктор, не пойму, что с моим желудком. Ем черную икру, хожу черной икрой. Ем красную — хожу красной. Ем сервелат — хожу сервелатом…
— А вы ешьте, как все, говно. Говном и ходить будете.
Еще анекдот все тех же времен.
Идет заседание Политбюро. Брежнев говорит:
— Товарищи! Совершенно распоясались вражеские «Голоса». Не успеем мы чего-нибудь обсудить в своем узком закрытом кругу, как они уже передают об этом со своими злобными комментариями. Поэтому сегодня, пока не кончим заседание, не выходит никто.
Через час подперло Косыгина:
— Леня, пусти. Сил нет терпеть.
— Сиди, а то если утечка случится, на тебя подумают.
— Все! Больше никак не могу. Леня выпусти!
Осторожный стук в дверь.
— Это я, тетя Дуня. Тут Би-би-си передало, что Алексей Николаичу писать очень хочется, а Леонид Ильич его не пускают. Так я ведро принесла.
Пришел Петров к любовнице, а тут муж вернулся. Сидит голый на балконе, а муж никак не уходит. Холодно. Зубы лязгают. Видит: черт невесть откуда взялся, предлагает:
Вожак показал брод, и авангард конницы, а вслед за ним и генерал со свитою стали переправляться. Вода была лошадям по груди, с необыкновенной силой рвалась между белых камней, которые в иных местах виднелись на уровне воды, и образовывала около ног лошадей пенящиеся, шумящие струи. Лошади удивлялись шуму воды, подымали головы, настораживали уши, по мерно и осторожно шагали против течения по неровному дну. Седоки подбирали ноги и оружие. Пехотные солдаты, буквально в одних рубахах, поднимая над водою ружья, на которые надеты были узлы с одеждой, схватясь человек по двадцати рука с рукою, с заметным, по их напряженным лицам, усилием старались противостоять течению. Артиллерийские ездовые с громким криком рысью пускали лошадей в воду. Орудия и зеленые ящики, через которые изредка хлестала вода, звенели о каменное дно; но добрые черноморки дружно натягивали уносы*, пенили воду и с мокрым хвостом и гривой выбирались на другой берег.
Как скоро переправа кончилась, генерал вдруг выразил на своем лице какую-то задумчивость и серьезность, повернул лошадь и с конницей рысью поехал по широкой, окруженной лесом поляне, открывшейся перед нами. Казачьи конные цепи рассыпались вдоль опушек.
В лесу виднеется пеший человек в черкеске и папахе, другой, третий… Кто-то из офицеров говорит: «Это татары». Вот показался дымок из-за дерева… выстрел, другой… Наши частые выстрелы заглушают неприятельские. Только изредка пуля, с медленным звуком, похожим на полет пчелы, пролетая мимо, доказывает, что не все выстрелы наши. Вот пехота беглым шагом и орудия на рысях прошли в цепь; слышатся гудящие выстрелы из орудий, металлический звук полета картечи, шипение ракет, трескотня ружей. Конница, пехота и артиллерия виднеются со всех сторон по обширной поляне. Дымки орудий, ракет и ружей сливаются с покрытой росою зеленью и туманом. Полковник Хасанов подскакивает к генералу и на всем марш-марше круто останавливает лошадь.
— Ваше превосходительство! — говорил он, приставляя руку к папахе, — прикажите пустить кавалерию: показались значки[ 22 ], — и он указывает плетью на конных татар, впереди которых едут два человека на белых лошадях с красными и синими лоскутами на палках.
— С богом, Иван Михайлыч! — говорит генерал. Полковник на месте поворачивает лошадь, выхватывает шашку и кричит: «Ура!»
«Урра! Урра! Урра!» — раздается в рядах, и конница несется за ним.
Все смотрят с участием: вон значок, другой, третий, четвертый…
Неприятель, не дожидаясь атаки, скрывается в лес и открывает оттуда ружейный огонь. Пули летают чаще.
— Quel charmant coup d'oeil![ 23 ] — говорит генерал, слегка припрыгивая по-английски на своей вороной тонконогой лошадке.
— Charrmant! — отвечает, грассируя, майор и, ударяя плетью по лошади, подъезжает к генералу. — C'est un vrrai plaisirr, que la guerre dans un aussi beau pays[ 24 ], — говорит он.
— Et surtout en bonne compagnie25, — прибавляет генерал с приятной улыбкой.
В это время с быстрым неприятным шипением пролетает неприятельское ядро и ударяется во что-то; сзади слышен стон раненого. Этот стон так странно поражает меня, что воинственная картина мгновенно теряет для меня всю свою прелесть; но никто, кроме меня, как будто не замечает этого: майор смеется, как кажется, с большим увлечением; другой офицер совершенно спокойно повторяет начатые слова речи; генерал смотрит в противоположную сторону и со спокойнейшей улыбкой говорит что-то по-французски.
— Прикажете отвечать на их выстрелы? — спрашивает, подскакивая, начальник артиллерии.
— Да, попугайте их, — небрежно говорит генерал, закуривая сигару.
Батарея выстраивается, и начинается пальба. Земля стонет от выстрелов, огни беспрестанно вспыхивают, и дым, в котором едва можно различить движущуюся прислугу около орудий, застилает глаза.
Аул обстрелян. Снова подъезжает полковник Хасанов и, по приказанию генерала, летит в аул. Крик войны снова раздается, и конница исчезает в поднятом ею облаке пыли.
Зрелище было истинно величественное. Одно только для меня, как человека, не принимавшего участия в деле и непривычного, портило вообще впечатление, было то, что мне казалось лишним — и это движение, и одушевление, и крики. Невольно приходило сравнение человека, который сплеча топором рубил бы воздух.
22 Значки между горцами имеют почти значение знамен, с тою только разницею, что всякий джигит может сделать себе значок и возить его. (Прим. Л. Н. Толстого.)
23 Какое прекрасное зрелище! (франц.).
24 Очаровательно! Истинное наслаждение — воевать в такой прекрасной стране (франц.).
.txt .doc .fb2
-->
Читайте также: