Зачем собаке пятая нога
Опубликовано: 14.05.2024
Честно говоря не знаю, зачем я купил эту ногу. Какая-то дьявольская манипуляция. Зашел на мясной рынок взять кой-чего по мелочи, и тут на глаза возьми и попадись эта нога.
Наверное сработали какие-то забытые воспоминания из деревенского детства. Непередаваемый дух по всей избе, когда бабушка варит холодец в русской печке. Не знаю короче. Наваждение одним словом.
Всю дорогу с рынка, неся под мышкой свёрток, из которого торчало свиное копыто, думал - ну и нафига?! Где я, и где холодец?! Нет, конечно, при желании всё можно сварить. Но я же никогда этого не делал, и вряд ли буду!
В дополнение ко всем несуразностям нога отказалась лезть в морозилку. Взял таз, положил туда завёрнутую в пергамент и перевязанную бечевкой ногу, и вынес на веранду.
Потом целый месяц эта нога мозолила мне глаза, намекая на мою безалаберность. Я уже твёрдо решил отдать эту ногу соседке Аньке, но Анька на глаза всё никак не попадалась, и в конце концов случилось это.
В последние предновогодние выходные мы со шкетом решили почистить дорожки в саду, слепить снеговика, и нарядить во дворе живую ёлку. Целый день ходили туда-сюда, и дверь на веранду не закрывалась.
И вот, приделывая снеговику ведро на макушку, я боковым зрением вдруг заметил какую-то тень, метнувшуюся от веранды к забору. Обернулся, и увидел собаку.
Только это была не обычная собака. Это была собака с пятью ногами. Да. Четыре ноги у неё были где положено, а пятую она крепко держала в зубах. И судя по всему это была наша нога. Если ещё конкретнее, то это были наша нога, которую держал в зубах соседский пёс по кличке Джек.
Обычно Джек сидел на цепи в своей будке, но иногда по выходным хозяин отпускал его погулять. Тогда Джек непременно посещал наш участок через дырку в заборе, с целью пометить углы, стырить чего нибудь по мелочи, и получить по морде от кошки Иннокентия. По наглой рыжей морде.
Похоже в этот день кошка Иннокентий взяла отгул, так что Джек, воровато озираясь, безнаказанно дотащил ногу до дырки в заборе, где его нахлобучила другая неприятность. Нога категорически отказывалась покидать свой участок, упираясь концами в доски забора, и в дырку не пролазила. Джек вертел её и так и сяк, но всё было бесполезно.
Тогда Джек, понимая, что времени ему отмерено не так уж много, поступил проще. Он бросил ногу у забора, сам перебрался на ту сторону, потом просунул голову в дырку, и стал эту ногу грызть прямо тут, на месте. Жадно и с урчанием.
Мы немножко понаблюдали за этим беспределом, потом я подошел, отобрал у Джека ногу, и со словами "Подавись, скотина!", перебросил её через забор. Не веря в такую удачу Джек моментально схватил добычу, и скрылся с нею в своей будке.
Спустя наверное полчаса с соседнего участка донёсся какой-то нетипичный шум. Я вышел посмотреть, и с удивлением увидел, как хозяин яростно гоняет по участку Джека чем-то, очень похожим на нашу ногу, и громко матерится.
Заметив меня сосед подошел к забору, показал ногу, и спросил:
- Нет! - уверенно сказал я, и добавил для достоверности. - Откуда у нас?
- Сволочь! - сказал сосед, и погрозил ногой Джеку, нос которого торчал из будки. - Утащил у кого-то!
Я пожал плечами, и мы разошлись. Я домой, а сосед продолжать свои воспитательные процедуры.
Ближе к вечеру наконец нарисовалась наша мадам Иннокентий.
- Кеша! - сказал я. - Тебе не стыдно? Шляешься где-то целыми днями, а в это время по двору шастают целые стаи собак, и тырят всё что плохо лежит. Из-за тебя, отвратительная животная, мы остались без холодца! Ты чего, совсем нюх потеряла?!
Кошка Иннокентий не терпела критики в свой адрес. Она обиженно фыркнула, тряхнула кисточками на ушах, и запрыгнула на форточку. Уже сидя там обернулась, показала мне язык, и дрыгнув тощим задом пропала в сиреневой мгле.
- Обиделась! - сказал шкет.
- Да и наплевать на неё! - сказал я. - Будет ещё тут всякая шушера гонор свой показывать! Вот пусть погуляет, характер свой дурной проветрит!
И демонстративно закрыл форточку на защёлку.
Уютно горел ночник, за окном мигала гирляндой свеженаряженная ёлка, я сидел на кровати возле шкета и читал ему очередную главу из приключений Чарли и Элли в Волшебной стране, когда на кухне раздался стук в окно.
- Пойду посмотрю. - сказал я. - Наверное Анька. Вечно она невовремя.
Соседка Анька действительно имела привычку появляться в самое неподходящее время с какой нибудь мелкой просьбой.
Я включил на кухне свет, и отдёрнул занавеску.
В проёме форточки сидела кошка Иннокентий. Она таращилась на меня безумными глазами, а стук издавала огромная, раза в два больше её самой, туша лосося холодного копчения, которую Кеша крепко держала зубами за хвост.
Двое на веранде распивали куаровый сок из высоких граненых стаканов. Солнечные лучи пробивались сквозь навес из листьев пальмакации и ласково щекотали физиономию одного из собеседников – плотного краснолицего сержанта Кунни Бабушка. Его тропический шлем лежал на столе, а сам сержант постоянно смахивал выступающие на лбу капли пота тыльной стороной ладони. Второй мужчина был поджар и смугл, с седоватыми висками и насмешливым ртом. На базе его не звали иначе как Док Дулитл, хотя настоящее имя его было Ирвин Ричардсон.
– Жарко сегодня, а? – пропыхтел сержант.
Хозяин дома улыбнулся.
Сержант изумленно хмыкнул.
– Ольгу? Вы привезли сюда жену, Док?
Улыбка Ричардсона стала шире.
– А вот сейчас увидите.
Он обернулся и прокричал внутрь дома:
– Дорогая! Пожалуйста, принеси сержанту еще сока. И виски со льдом для меня.
По прохладным темным комнатам прокатилось эхо. Сержант крякнул.
– Тоже не прочь выпить виски? Как ваш новый практикующий врач, не советую. Первые дни лучше воздержитесь от спиртного. Надо попривыкнуть и к климату, и к обстановке.
Бабушка почесал в затылке.
– А скажите, что случилось с моим предшественником? Мистер Маевник, когда мы подписывали договор, дал понять, что моя должность… как бы это сказать… пожизненная.
– Ах, Роберт? Бедняга погиб на рыбалке. Кажется, его сожрал какодил.
– Не переживайте, – приободрил его доктор, – вам это вряд ли грозит. Боб был страстным рыбаком, так что единственное, что удивляет меня в этой истории, – как его не съели раньше. Здешние речки кишат всякой гадостью. Местные, впрочем, мажутся соком златовласки и лезут в воду без страха, но я не могу перенести вонь. Полагаю, и какодилы не могут. Я вырыл бассейн за домом, так что, если захотите поплавать – милости прошу.
Внутри дома послышались шаги.
– А вот и Ольга с вашим соком.
Сержант оглянулся и так и замер с открытым ртом…
(Спустя две недели.)
Сержант топал по тропинке, тянувшейся вдоль окраины поселка и через заросли вододендрона поднимавшейся к гасиенде доктора Ричардсона. Запыхавшийся Бабушка сдвинул шлем на затылок и обмахивался фигусовым листом. Тяжелые ботинки сержанта при каждом шаге взбивали пыльные облачка. На полянке, ярдах в пятистах от дома Ричардсона, маленькая девочка-туземка пасла крупную ящерицу. Ящерица смачно хрумкала зеленью. Девочка почесывала босую, облепленную грязью ногу пяткой другой ноги. Вместо носа на круглом личике малышки красовался задорный свиной пятачок. Заметив сержанта, девочка улыбнулась и помахала землянину четырехпалой ладошкой. Бабушка с трудом выдавил ответную улыбку и в сотый раз упрекнул себя за то, что никак не может привыкнуть к Дулитловым кадаврам. Трехрукие и хвостатые уродцы были еще ничего, но при виде туземца, со щеки которого подмигивал большой слезящийся глаз, Бабушка ринулся в кусты и долго там оставался. Чешуйчатые гребни, когти, плавники и прочие мелкие отростки скоро перестали его удивлять. Такая уж тут завелась мода. Изначально вполне человекообразные, таильтяне радостно обзаводились новыми органами. Любопытства ради Бабушка даже поинтересовался расценками. Жена старосты, недавно нарастившая верхнюю челюсть и сделавшая пересадку хвоста, охотно его просветила. Док брал по пять шершней за мелочь вроде тех же гребней или перепонок между пальцами. За операции посложнее туземцы расплачивались шриком.
В дни сбора бобового урожая над деревней плыл густой сивушный дух. Женщины и дети сидели во дворах, увлеченно пережевывая бобы. Жвачку сплевывали в тыквенные калебасы. Часть потом пересыпалась тростниковым сахаром, заливалась водой и через пару недель брожения превращалась в неплохое пиво. А часть сосудов закупоривалась и перекочевывала на корабли мистера Маевника. На Земле содержимое калебасов – смесь слюны и бобовой жвачки – перегоняли, обогащали и разливали в тонкие стеклянные ампулы с надписью «МайТай». Или, попросту говоря, шрик.
Сержант одолел последний, самый крутой подъем. За деревьями показался дом Ричардсона – просторный, с плоской крышей и двумя боковыми пристройками. Дорожки сада были посыпаны толченым кирпичом, а на перилах веранды рядком выстроились пустые бутылки из-под рома и джина. Сам доктор был на заднем дворе. Из-за дома доносился его голос и резкое, гортанное уханье. Похоже, Док давал последние напутствия Верзиле Джо перед матчем.
Бабушка вскарабкался по ступенькам на веранду и уже собирался обессилено рухнуть в кресло, но Ричардсон отозвался:
– Кунни, это вы? Идите сюда. Проклятая птица не в духе, я пытаюсь ее умаслить. Пройдите через столовую и захватите виски – там на буфете стоит бутылка.
Сержант вздохнул, тоскливо глянул на привычное местечко в тени и поплелся в комнату.
Док стоял у загона. В загоне жила пара бойцовых торгов – местных страусов – Верзила Джо и Долговязый Суслик. Обычно они мирно выклевывали корм из корыта или разбрасывали солому, но сейчас обстановка накалилась. Суслик забился в угол и пощелкивал оттуда клювом, сердито шипя. Верзила носился по загону, ухая и хлопая крыльями. Временами он подпрыгивал футов на пять в воздух, будто собирался улететь – хотя куда улетишь на таких культяпках. Док топтался у решетки и приговаривал: «Джо хороший, Джо умница, Джо славный мальчик». Рядом стояла жена Дока, Ольга. В верхней паре рук у нее было зажато ведро с тухлой рыбой, а нижняя теребила длинную юбку. Увидев сержанта, женщина приветливо кивнула.
Док обернулся и сердито мотнул головой в сторону загона:
– Видите, что делается. Никак не могу его успокоить. Знает, паршивец, что у него сегодня встреча с Хохлатым Любимчиком. Вы думаете, он в ярости? Как бы не так. Он трусит, отсюда и все прыжки и вопли. Утром наложил огромную кучу, ничего не ел. В обед чуть не разорвал беднягу Суслика. Видите, куда он его загнал? И все от страха.
Верзила Джо щелкнул клювом и пошел на следующий круг. Док опять обернулся к решетке и засюсюкал:
– Джо хороший, Джо умный, Джо победит. Джо из Хохолатого кишки выпустит. Правда, Джо? Папочка поставил на Джо двадцать шершней, мы же не хотим подвести папочку, а?
Верзила задрал хвост и обгадился. Док врезал по прутьям кулаком.
– Не знаю, что с ним делать. Похоже, он окончательно спятил.
Ольга поставила ведро и тихо предложила:
– Давай я пойду в загон. Я поглажу его, и он успокоится.
Как и все местные, Ольга не выговаривала «л», так что у нее вышло «погражу». И имя свое она произносила как «Орьга». Это выходило у нее трогательно и чуть картаво.
Док обернулся к жене.
– Ну куда ты пойдешь? Он же тебя искалечит.
Ольга говорила негромко, но настойчиво. Ходили слухи, что она основательно прибрала Дока к рукам и тихо, незаметно ведет за него все дела.
– Я умею обращаться с торгами, а ты – нет.
Бабушка решился вмешаться:
– Может, и в самом деле… Все-таки у вашей супруги… хм-м… больше опыта.
Сержант поставил на схватку Верзилы и Хохлатого пять шершней, и ему вовсе не хотелось потерять деньги из-за неявки бойца.
– А, делайте что хотите.
Док безнадежно махнул рукой и пошел в дом.
– Так-то лучше. Держите ведро, – деловито сказала Ольга.
Бабушка принял у нее ведро. От рыбы невыносимо несло тухлятиной. У местных с обонянием было не очень, взять хоть ту же златовласку – но этим запахом стену можно было пробить. Сержант постарался дышать ртом.
Ольга распутала веревку, привязывающую дверцу загона, и бесстрашно прошла внутрь. Верзила остановился и подозрительно уставился на гостью. Сержант напрягся. Все-таки это вам не воробушек, а полтонны живого веса. Ольга подняла руку ладонью вверх и заворковала-заухала, очень похоже на самого торга. Птица вытянула шею и прислушалась. Через минуту глаза у нее полузакрылись, а встопорщенные перышки на шее улеглись. Казалось, что страус сейчас замурлыкает. Ольга подошла и почесала его под подбородком. Оглянувшись, женщина позвала:
– Ну что же вы, сержант? Несите рыбу. Спустя полчаса Бабушка и Док сидели в шезлонгах у бассейна и пили виски. От загона попахивало, но удовольствия это не портило. Справа в садке бил о воду хвостами ручной какодил Пульхерия. После того, как Док пересадил зверюге эпифиз [1] Эпифиз – шишковидная гормональная железа, расположенная в головном мозге. своего любимца-коалы, какодил питался исключительно листвой эвкалипта и часто просился на ручки.
– Док, – задумчиво сказал Бабушка.
Он поднял стакан к глазам и прищурился на солнце.
– Вы ведь так и не рассказали мне, как здесь очутились.
Док завозился в шезлонге и хмыкнул.
– Это довольно длинная и глупая история. Странно, что вам еще не разболтали. Видите ли… Хотя все здесь называют меня врачом, по профессии я ветеринар. Окончил ветеринарный факультет Королевского колледжа. Как выяснилось после выпуска, я выбрал не самую удачную профессию. С домашними животными уже тогда было туго, на весь Лондон хватало пары клиник. К счастью, мой дядя был членом городского магистрата в Бреттоне – это такой городишко в западном Йоркшире. Он пристроил меня в тамошнюю ветлечебницу. И все было бы прекрасно, если бы я не увлекся трансплантациями. Еще в колледже я не вылезал из лаборатории доктора Майера. Вы вряд ли о нем слыхали, но в начале века он был сенсацией. Он разработал авторский метод трансплантации органов, при котором не используются иммунодепрессанты. Не понимаете? А вот представьте – вам пересаживают печень, и уже через неделю вы можете хоть на Монблан карабкаться. Никаких побочных эффектов, никакого отторжения. По тем временам это казалось чудом. Майер предлагал мне остаться у него, но лаборатория как раз переезжала на Марс, а я собирался жениться. Шарлота, понятно, ни о каком Марсе и слышать не хотела. Мы отправились в Йоркшир, и я занялся ветеринарной практикой. А месяца через три я нашел болонку. Просто шагал по тропинке к ферме, и из-под изгороди ко мне бросилась собачонка. Довольно, скажу я вам, мерзкая собачка – она тут же вцепилась мне в ботинок, визжа и урча. Конечно, мне следовало поместить объявление в газете, ведь просто так породистые собачки не бегают, но пока шавка терзала мои шнурки, меня осенило. Я как раз тогда занимался влиянием некоторых растительных веществ на скорость роста тканей, у меня были свежие препараты, выписанные из Лондона. Не было только подходящей модели. Вы не представляете, как дорого стоили тогда лабораторные животные. Чтобы купить пару крыс или хомячков, надо было заложить дом. А тут мне бесплатно привалило… Не долго думая, я завернул собачку в куртку и побежал домой. Не буду утомлять вас рассказом: опыты прошли удачно, за две недели у собаки отросла пятая нога. Мне удалось восстановить иннервацию, и Кусачка – так ее назвала моя жена – довольно резво бегала на всех пяти ногах. Я уже собирался писать статью и требовать с Королевского общества грант на следующую серию опытов, когда к нам в гости заглянул мэр с супругой. И какая нелегкая их принесла? Только старички расположились в гостиной, как Кусачка примчалась на своих пяти ногах и стала ластиться к супруге мэра, чуть ли не на колени к ней лезла. Старушка присмотрелась и грохнулась в обморок. Выяснилось, что собака – это ее пропавшая любимица Мария Августа Великолепная, которая сбежала три месяца назад. У бедной женщины случился сердечный приступ. Мэр, понятно, пришел в ярость – собака стоила целого состояния, не говоря уже о жене. Меня выгнали с работы, Шарлота уехала к своей матери, а дом пришлось продать, чтобы хоть частично возместить ущерб. Дядя меня и на глаза не пускал – ему хватило нервотрепки, пока он уговаривал мэра не подавать на меня в суд. Не прошло и двух недель, как я остался без дома, без профессии и без семьи. Я уже подумывал, не пустить ли пулю в лоб, когда увидел в сети объявление. Искали врачей для космической экспедиции. С отчаяния я позвонил по указанному номеру. Так мы и познакомились с Реджи Маевником.
Док глотнул виски и швырнул выползшему из садка какодилу резиновую игрушку. Пульхерия заворковал, прикрыв кожистые веки.
– Сошлись мы на том, что оба были неудачниками. Реджи как раз провалил защиту докторской диссертации по палеосоциологии. Если честно, его выкладки были редкостным бредом. Он занимался изучением пути миграции эскимосов во время Великого Переселения народов, а на основе этого почему-то делал выводы о перемещениях ишизаки в космосе. На защите над Реджи просто посмеялись. Он взбесился и заявил, что докажет свою правоту. Ближайшей системой, где должны были остаться следы присутствия ишизаки, была, по его расчетам, альфа Проциона. Он решил собрать экспедицию, отправиться туда и привезти несомненные доказательства. Идея была совершенно безумная. Денег на это, понятно, никто не давал. Тогда Реджи продал свою часть акций Будвайзера, заложил дом, машину и фамильную статуэтку летящего Персея. Этого с грехом пополам хватило, чтобы нанять старое корыто. На команду денег уже не осталось, и он стал набирать добровольцев. Вам надо было это видеть, сержант! Такого количества отбросов общества, самых жалких неудачников, прожектеров и авантюристов не собиралось даже при отплытии Ноева ковчега. Звездолетчики с правами на гидроплан. Техники, не отличающие втулки от микросхемы. Инженеры, окончившие курсы машинописи при обществе слепоглухонемых. И я, ваш покорный слуга. Вы полагаете, это смутило Реджи? Ничуть. Из этого сброда он сколотил команду: там были я, Душка Роджер – тогда он и слова «радар» не слыхал, и твердил только о травке, девочках и риг-рэгге – Мол Колнер в качестве штурмана, ваш предшественник Боб и сам Маевник за капитана. Объединяло нас всех то, что терять нам было уже нечего, и то, что мы ничего не смыслили в навигации. Может, поэтому нам и повезло. Мы начали с того, что заложили в бортовой компьютер неправильный курс, и корабль вышел из гиперпрыжка вовсе не рядом с Проционом, а здесь.
Рыжий солнечный диск медленно скатывался к верхушкам вододендронов. В зарослях хрипло орали иаранги и кувыльницы. Бабушка подумал, что еще час – и пора будет вести Верзилу на ринг. Он довольно прищурился и пошевелил занемевшими в тяжелых ботинках пальцами ног. Надо будет купить легкие плетенки из коры свистопляски, как у всех тут. Подумать только, если бы не ошибка пилота, эта дивная планета так и осталась бы неоткрытой. И он, Кунни Бабушка, потел бы сейчас в душном полицейском участке, а не наслаждался бы благородным напитком в обществе джентльмена.
и про пятую же ногу волчью. А зачем собаке пятая нога, даже если она волчья.
Не было у наших дедов мирной жизни с волками. Иначе и быть не могло: волк, хоть зверь и красивый, но злобный и ненасытный. А водилось их в Прикубанье, по выражению деда Игната, «як бдчжол», то есть, «как пчел». Дед говорил на том прекрасном русско-украинском наречии, на котором многие на Кубани «балакают» и в наше время. Правда, с примесью схваченных в начале прошлого века «новых» словечек. Так, он до конца дней своих трактор именовал «фордзоном», керосин — «фатаженом», а самолет — только «аэропланом», и никак иначе. Да и автомобиль не стал для него просто «машиной».
Итак, о волках. Дед никогда не позволял себе сказать, что их было так много, «как мух», потому что не считал приличным хищных зверюг уподоблять этим, хотя и надоедливым, но все же терпимым созданиям.
Особенно, свидетельствовал дед Игнат, опасны волки были ранней весной, когда они сбивались в огромные стаи и «роились» близ станиц и хуторов «як бдчжолы». Тут, около людей, можно было чем-то поживиться — зазевавшимся барашком, жеребенком или теленком, а то просто беспечной дворнягой. Это сейчас говорят, что волк — «санитар», что он якобы природу очищает от больных и слабых, а тогда волк был не очень грамотным, и не знал таких тонкостей — мел с голодухи все живое.
И вот как-то в такое ранневесеннее время дед Касьян вдруг заметил, что из его «сажка» стали исчезать поросята. К тому времени он отстроился за станицей, у своей мельницы. Живность всякую держал в сараях и кутках, а для свиней строил маленькие дощатые домики «на курьих ножках» (подставках) — «сажки». В морозы их утеплял камышом и соломой, а в погожие дни разбирал утепление, и свиньи дышали свежим воздухом. Сбоку у хлева-«сажка» была дверка, через которую его обитателям меняли подстилку, а впереди — проем в одну доску, в который вставлялся ящик-корыто для корма. Просто и удобно. Самый лучший «сажок», просторный и крепкий, с деревянным петушком на покатой крыше, дед выделил поросной свинье, где она блаженствовала на сухой соломе, что твоя барыня-боярыня. Если в других «сажках» похрапывало по три-четыре «пидсвынка», то в этом — царствовала мать-свинья со своим опоросом.
В ту памятную зиму свинья Хивря подарила хозяину не то шестнадцать, не то восемнадцать розовеньких красавчиков-поросяток, ровненьких, один к одному. Дед Касьян очень гордился этим опоросом, и если случались гости — непременно показывал им Хиврино потомство, хвастаясь и радуясь ему, как неоспоримому собственному достижению. И вот как-то недели через три-четыре после появления на свет поросячьего поколения дед демонстрировал его куму Тарасу, и тот, дотошная и каверзная душа, посчитал приплод и уличил дружка если не в брехне, то в явном преувеличении: поросят было, допустим, не шестнадцать, или там восемнадцать, а на одного меньше. Дед ему не поверил, пересчитал сам, и не раз, и не два, перетряс солому, и как это было не досадно, кум Тарас оказался прав. Одного поросеночка действительно не доставало.
Дед плохо спал ночь, на утро еще раз пересчитал своих ненаглядных. Их теперь стало меньше на две младенческих поросячьих души. Задумался дед Касьян. Никто чужой по его базу не блукал, собаки ночью не гавкали. Нечистая сила вряд ли довольствовалась бы одним-другим свиненком. Может, Хивря ненароком сглотнула их? По слухам, за ними, свиньями, это водилось. Только вряд ли: Хивря у него не такая. Но поросят-то не стало, словно их черти с галушками съели, хоть плачь, хоть тужи.
В общем, дед решил устроить засаду. Перед вечером надел старый раздергай-кужушок, валенки, и залез в Хиврин дворец. Устроился поудобней, так, чтобы сквозь щели в передней стенке «сажка» было все видно. Пригрелся у Хивриного бока, и через час-другой стал подремывать. А может, и вовсе заснул. Только в нужный момент его как будто кто в бок толкнул — проснулся и видит, а ночь была «мисячна, зоряна», что по дорожке через сад прямисенько к его «сажку» спокойной трусцой приближается волк. «Эге, — сказал себе дед, — будэ дило. »
Волк между тем подошел к хлеву, остановился и, как показалось деду Касьяну, — усмехнулся, а может, слегка ощерился, показал зубы. «Где ж мои собаки? — спросил себя дед. — Ну, сучьи дети, погодите. »
Волк повернулся спиной к хлеву и дед с удивлением увидел, что внутрь «сажка» через кормовой вырез, прямо по корыту, просунулся волчий хвост, и волк стал им вертеть, как бы подметая пол «свинячьего дворца». Хивря, почувствовав ласковое прикосновение волчьего хвоста, благодушно похрюкивала. Волк настойчиво елозил хвостом, пока не зацепил крайнего поросенка, а, зацепив его, стал подкатывать к корыту. «Так, так, — смекнул дед, — говорят, волка ноги кормят, а хвост у него, видать, и есть пятая нога!»
И спасая родненького поросеночка, дед Касьян крепко схватил обеими руками волчий хвост, слегка придержал его, а потом стал тянуть на себя. Волк дернул свое «полено» раз-другой и, почувствовав неладное, напрягся из всех сил, стремясь освободиться из цепких дедовых рук. «Сажок» заскрипел и, если бы он был на колесах, или, допустим, на полозьях, то непременно бы волк поволок бы его, как царскую карету.
И тут старый Касьян не выдержал марку: заорал диким гласом, призывая на помощь своих непутевых собак. От великого страха и напряжения с волком случилось неладное, и он опростался жидкой струей, срамные брызги которой, хотя и не обильно, но изукрасили полы дедова кужушка. От неожиданности дед выпустил волчий хвост, и серый разбойник кинулся прочь. Он пробежал саженей двадцать-тридцать и замертво свалился в снег. Откуда-то выскочили «ховавшиеся» (т.е., прятавшиеся) все это время дворовые собаки, кинулись к хищнику, но рвать его не стали, – окружив поверженного врага, они дружно завыли над его бездыханным телом.
— Хвост у волка оказался сильнее его внутреннего духа, — обычно так оценивал дед Игнат эту ситуацию. — Вовцюган подох от разрыва сердца. Дед Касьян после того случая приделал ко всем хлевам дополнительные дощечки, закрывавшие отверстие для корыта, — оно так спокойнее, хотя и менее удобно. И держал у себя впоследствии пару волкодавов — при серьезных вожаках и дворняги храбреют.
А кужушок пришлось выкинуть — волчий дух из него не выветривался и не вымерзал, несмотря на все касьяновы старания. А жалко, хоть и раздергайчик он был старенький и латанный, а все же. И когда дед, бывало, вывешивал его на ветерок, сбегались собаки, какие случались в ближней округе, и остервенело облаивали тот кужушок, потому что он не только пах волчиной, но и зримо напоминал им об их позоре в ту ночь. Их собачье достоинство не могло смириться с напоминанием об этом. Оно, это напоминание, собакам все равно, что пятая нога. Не то, что умному волку, ему она — в дело.
ПЯТАЯ НОГА
ПЯТАЯ НОГА Один портной на свете жил, И, если верить слуху, Собаке ногу он пришил К передней части брюха. Собаку пятая нога Как будто подкосила, Собаке пятая нога Движенья тормозила. Портной подумал: «Я не прав! Но пусть увидит всякий, Что, ногу лишнюю убрав, Я жизнь верну
«Даже эти шаги, даже эти следы на паласе…»
«Даже эти шаги, даже эти следы на паласе…» Даже эти шаги, даже эти следы на паласе, Даже этот пейзаж с набегающим березняком, Все, что было и будет, стояло тогда на террасе В треугольниках солнца, трепещущих под потолком. Человек в канотье с чемоданом в пустынном
«Даже если жестокие годы…»
«Даже если жестокие годы…» Даже если жестокие годы Прорастают на ранах души, Одиночества горькие всходы Пожинать никогда не спеши! Недоверчиво сердце к надежде, Не проснётся весной во хмелю. Но разбудит его, как и прежде, Это вечное слово:
4. «Пан Ульянов всегда весел», даже если создает лагеря…
4. «Пан Ульянов всегда весел», даже если создает лагеря… Куплю Ленина портрет, Золотую рамочку. Вывел он меня на свет, Темную крестьяночку. Советская частушка Как свидетельствует история, в 1897 году Владимира Ульянова сослали в село Шушенское Енисейской губернии. В
История о том, что, если вы найдете у себя в подушке кусок галстука и куриные кости, галстук нужно повесить на кресте при дороге, а кости отдать черной собаке
История о том, что, если вы найдете у себя в подушке кусок галстука и куриные кости, галстук нужно повесить на кресте при дороге, а кости отдать черной собаке Тамара Суховей — официантка, 29 лет«…Маленькая, я пришла со школы, легла, а утром не поднялась с кровати. Повезли к
«Если мы неуязвимы, зачем мы год за годом тратим от 5 до 6 процентов ВВП на оборону? Разве мы сумасшедшие?»
«Если мы неуязвимы, зачем мы год за годом тратим от 5 до 6 процентов ВВП на оборону? Разве мы сумасшедшие?» - Некоторые комментаторы говорят, что вы создали Сингапур в своем воображении, включая «постоянное существование под страхом катастрофы». Почему Вы так беспокоитесь,
Глава 52 Зачем работать, если можно не работать?
Глава 52 Зачем работать, если можно не работать? Работа не волк, в лес не убежит. Народная мудрость За границей основной вид исправительных учреждений — тюрьма. У нас — исправительная колония, она же зона, или, по-советски, лагерь. Сегодня колонии остались только на
На волчью тропу
На волчью тропу IВозвращаясь из Бургустанской после вылазки, Шкуро понимал, что настал самый ударный момент его выхода для открытого боя с красными. По дороге встречали казаков, охранявших станицы и хутора, не скрывая своих имен, расспрашивали о некоем Шкуре или Шкуро —
Байка пятая
Байка пятая В 60 — 70-е годы в Советском Союзе помимо прочих были две популярные личности: актер Михаил Яншин и сельская труженица Надежда Заглада. Яншин был комедийным актером, он работал во МХАТе и с 1930 по 1974 год снимался во многих фильмах. Надежда Заглада прославилась во
Глава пятая
Глава пятая Бабушка Евфросиния Ивановна пользовалась большим почетом в городе.Урожденная Кирьянова, она была дважды замужем и оба раза за вдовцами, у которых, от первого их брака, были также дети.Благодаря этому, ее родство и свойство было очень сложно и многочисленно.По
ГЛАВА ПЯТАЯ
ГЛАВА ПЯТАЯ 1Ни Паше Приходько, ни его отцу Коняхин ничего не сказал о Яше Косенко. И теперь пожалел об этом. Не только пищи, но даже воды и бинтов, которые оставляли ему в блиндажике, не хватало. Приходилось почти все отдавать Яше. Заметив это, Яша запротестовал, но Коняхин
БАЙКА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ, про «рэпаного» казака «гильдейского» и его гостевание в Российской столице
БАЙКА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ, про «рэпаного» казака «гильдейского» и его гостевание в Российской столице Был у нашего деда Игната родич, не кровный, но весьма близкий — родной брат мужа материной сестры Никита Фоменко, или, как он сам себя величал — Мыкита Хвомэнко. По нынешним
БАЙКА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ, про то, как ломаются судьбы людские, и как ломает судьба человека
БАЙКА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ, про то, как ломаются судьбы людские, и как ломает судьба человека — Отож, может и правда, что каждому уготована своя судьба, — рассуждал дед Игнат, — но только она, если и одна, но может повертаться то одним боком, то другим. Смотря по тому, куды пхнет ту
Глава 4 «Зачем, зачем я здесь. »
Глава 4 «Зачем, зачем я здесь. » Страсть к охоте, как помним, родилась у Казакова в послевоенной голодной и холодной Москве и повела за собой любовь к странствиям, а странствия в свой черед помогли ему утвердиться в своем истинном призвании, – и тут счастливым
Зачем собаке пятая нога
Чтобы скрыть позор своей жены Пасифаи, вступившей в противоестественную связь с морским быком, и скрыть от посторонних взоров родившегося в результате этой связи Минотавра – чудовищного человека с головой быка, критский царь Минос приказал искусному строителю Дедалу построить дворец. Критский дворец – Лабиринт оказался величайшим творением Дедала. Он был таким большим, имел столько залов, комнат, лестниц, переходов и закоулков, что попавший туда человек не мог найти дорогу назад.
Раз в девять лет Афины должны были отправлять на съедение Минотавру 7 юношей, не знавших брака, и 7 девушек. Когда за данью прибыли в третий раз и горожане бросили жребий, чьим детям стать жертвой, Тесей, сын афинского царя Эгея, вызвался добровольно отправиться к Миносу. На Крите он проник во дворец и убил Минотавра. Тесей оказался единственным из смертных, кому повезло выбраться живым из Лабиринта.
Бродить бы и по сей день Тесею в Лабиринте, не влюбись в него дочь Миноса Ариадна. Она-то и дала герою моток ниток. Отправляясь на поиски Минотавра, Тесей прикрепил конец нити у входа и разматывал клубок, петляя по переходам дворца. Интересно, что влюбленной царевне не самой пришла в голову эта счастливая мысль. Клубок ниток дал ей Дедал. Даже сам создатель Лабиринта не смог снабдить Тесея планом дворца. Если так сложно оказалось творение рук человеческих, то сколь сложнее должен быть мозг, над которым природа колдовала сотни миллионов лет?
Изучение наследственного аппарата клетки – одно из величайших достижений XX столетия. Биохимики не только сумели расшифровать генетический код, но даже разобрались, как считываются приказы о синтезе отдельных ферментов. Зато пока совершенно неясно, как передаются команды о том, чтобы клетки выстраивались в определенном порядке, формируя органы. Как передается инструкция о том, что голове полагается расти спереди, а хвосту сзади, что конечностей должно быть 4, а пальцев 20. Всего этого мы касаться не будем.
Попробуем разобраться только, как нервные клетки выбирают себе род занятия. Как их отростки умудряются находить именно те области мозга, куда им полагается направлять информацию, и вступают в контакт как раз с теми клетками, которым предстоит обрабатывать полученную информацию. Задача, казалось бы, невыполнимая. Каждому известно, как легко сбиться с пути даже в знакомом лесу, точно зная, куда ты шел. А нервные отростки, блуждая в хаосе нервной ткани, должны не только найти дорогу, но и определить цель своих исканий.
Все родственные животные имеют сходное строение тела, в том числе мозга. Хорошо ли они сконструированы? Вопрос трудный, но не безнадежный. Например, нужна ли собаке пятая нога и как она будет использоваться, коли пес обзаведется подобным вспомогательным средством передвижения. Сейчас на этот вопрос может быть дан ответ с достаточно высокой степенью вероятности.
В последнее десятилетие эксперименты с пятой конечностью весьма популярны. Очень трудно проследить, как в процессе развития эмбриона находят друг друга внутри мозга отростки двух определенных нейронов, нередко расположенных весьма далеко друг от друга. Как пробирается нервное волокно на периферию, разыскивая орган, который предстоит подчинить. Проще это выяснить в эксперименте, если животному хирургическим путем пересадить дополнительный орган. Так можно убить сразу двух зайцев: узнать, как организм иннервирует орган-пришелец и какую функцию тот будет выполнять на новом месте.
У рыб и амфибий хирургические реконструкции идут удивительно просто, особенно в раннем детстве. Тритону можно пересадить дополнительную, пятую конечность, второй хвост, третий глаз, еще одно сердце. У таких химер пересаженные органы продолжают функционировать и на новом месте, сначала в соответствии с химическими приказами хозяина (приносимыми кровью), когда в них проникнут нервы, будут выполняться и их команды.
Пятая конечность, если ее пересадить вблизи соответствующей лапы хозяина, движется одновременно с ней. Правда, сила и амплитуда сокращений ее мышц чуть ниже, чем остальных лап. Она запаздывает на несколько сотых долей секунды, и не все 40 мышц приживленной конечности работают достаточно энергично. Мы можем спокойно пренебречь этими мелочами. Покадренно сравнивая движение одноименных конечностей, снятых на кинопленку, не удается обнаружить никакой разницы. Восьмилапая химера тигровой саламандры, у которой была дублирована каждая из четырех конечностей, работала каждой парой как одной лапой, плавало ли животное в воде или двигалось по суше.
Не ищите в этом явлении скрытой целесообразности. Нетрудно убедиться, что ее нет, стоит лишь подшить к любой из четырех конечностей лапу, взятую с противоположной стороны тела. Впервые такую операцию сделали по ошибке, и ее результаты немало удивили экспериментаторов. Левая передняя конечность одного тритона была пересажена рядом с правой передней конечностью другого. На этом месте она выглядела достаточно нелепо. Во-первых, локтями и кистями лапы были направлены в разные стороны. Во-вторых, ладонь пересаженной лапы оказалась вывернута наружу.
У таких восьмилапых тритонов мышцы каждой пары конечностей работали синхронно, сгибая одни и те же суставы, но создаваемая ими движущая сила была направлена в противоположные стороны. Сколько урод ни барахтался, он не мог сдвинуться с мертвой точки. Если же собственные конечности удалить, парадоксальная деятельность пересаженных лап заставит саламандру пятиться назад. Вот вам и целесообразность! Значит, не в ней дело.
Рыжий солнечный диск медленно скатывался к верхушкам вододендронов. В зарослях хрипло орали иаранги и кувыльницы. Бабушка подумал, что еще час – и пора будет вести Верзилу на ринг. Он довольно прищурился и пошевелил занемевшими в тяжелых ботинках пальцами ног. Надо будет купить легкие плетенки из коры свистопляски, как у всех тут. Подумать только, если бы не ошибка пилота, эта дивная планета так и осталась бы неоткрытой. И он, Кунни Бабушка, потел бы сейчас в душном полицейском участке, а не наслаждался бы благородным напитком в обществе джентльмена.
Он поднял стакан и сделал мощный глоток.
– Э-э, да вы уже хороши, – усмехнулся Док. – А ведь нам еще волочить в деревню проклятого страуса. Поумерьте прыть, сержант.
Бабушка благодушно осклабился и пренебрежительно махнул рукой.
– Отволочем, никуда он не денется. Нам страусы… ик… не впервой. Что нам страусы? Я знаете каких бронтозавров в участок таскал, ой-ой-ой…
Справа пронзительно запищало: это Пульхерия разгрыз-таки свою игрушку. От неожиданности сержант подпрыгнул, и остаток виски выплеснулся ему на штаны.
(Спустя три часа.)
– Эх, если бы он ударил левой снизу вверх! Как думаете, Док? Снизу вверх, раз – брюхо распорото, а потом добить Счастливчика клювом.
– Вы так ловко об этом рассуждаете, Кунни, что вам самому бы следовало очутиться на ринге. Уж там бы вы себя показали.
Док говорил несколько раздраженно, во-первых, потому, что проиграл двадцать шершней, и, во-вторых, потому, что волочить дохлого торга вверх по склону довольно утомительно. Бабушка, вцепившийся во вторую страусиную ногу, пропыхтел:
– Я же говорил вам – выставляйте Суслика. Суслик бы мог…
– Ничего бы он не мог. Суслика еще натаскивать и натаскивать. Уф, все, умираю. Давайте передохнем.
Док бросил страуса и уселся на вывернутый ствол араукории. Вытащил пачку сигарет и жадно затянулся. Сержант устроился рядом, прикурил и неожиданно спросил:
– А зачем мы это делаем?
– Ну, в смысле, зачем мы тащим страуса к вам домой? Ведь он все равно уже дохлый.
Эта мысль настолько поразила Дока, что он подавился дымом и закашлялся. Пока он перхал, а услужливый Бабушка колотил его по спине, из темноты вынырнул Душка Роджер. В руках у него была бутылка с текилой, а глаза горели негасимым азартом.
– Что, надрал вас староста? – весело проорал он, размахивая бутылкой. – А вот будете в следующий раз прислушиваться к советам опытных людей…
– Это ты-то опытный? – презрительно ухмыльнулся Бабушка. – Что же ты на Верзилу поставил и все продул?
– Я хотел вас поддержать, – невозмутимо ответил Душка, – подпереть дружеским плечом в трудную минуту, чтобы вы совсем уж не скисли. Так, а это у нас что?
Он мутно уставился на окровавленную страусиную тушу. К ней уже сползались шустрые землемерки.
– Э, нет, так дело не пойдет. Бедная птичка сражалась за вас, отдала, можно сказать, жизнь, а вы ее всю в пыли изваляли.
Он подошел к торгу, уселся перед ним на корточки и поднял бессильно свесившуюся страусиную голову.
– Спи спокойно, друг! Мы тебя не оставим…
Тут его, похоже, осенило. Он радостно икнул и предложил:
– А давайте устроим Верзиле погребение! Роскошные похороны, цветы, я даже речь толкну…
– Шли бы вы на радар, Роджер, – посоветовал Док. – Там вас, наверное, заждались.
– Гоните, – горько простенал Душка, – друга своего гоните, соотечественника. Одна ты, птица…
Он обнял страуса за шею и зашептал что-то невнятное. Бабушке стало его жаль. Совсем человек пропадает от алкоголя.
– Нет, ну в самом деле, Док, надо что-то делать с трупом. Не понесете же вы его Ольге?
Док печально покачал головой.
– Не понесу. Она меня не простит. Глупый страус был ее любимцем…
– Так что же будем делать? Может, бросим его в кусты?
– Его можно зажарить, – меланхолически заметил Док. – Нижние конечности торгов, или Struthio afornis cumoescence, весьма калорийны и на Арфе считаются деликатесом. Они содержат так называемый синаптотагмин [2]…
– А-а, пропадай моя телега! – неожиданно возопил Душка и вырвал откуда-то из-за пояса здоровенный мачете.
Прежде чем Бабушка успел обездвижить спятившего приятеля, тот точным движением обрушил мачете на тушу и отсек страусу левую ногу. Трофей Душка с усилием воздел над головой и торжествующе закричал, как первобытный человек, заваливший мамонта.
– Что ж, ничего не остается, – все так же меланхолично сказал Док. – Придется жарить. Если вам не трудно, Бабушка, сбегайте в деревню за вином. Будем готовить асадо. А какое же асадо без вина?
Синаптотагмин (synaptotagmin) – трансмембранный кальций связывающий белок, участвующий во внутриклеточном транспорте мембран.
Читайте также: