Как старый боевой конь
Опубликовано: 23.04.2024
- Править код
- История
- Обсуждение (0)
Плач Рохиррим – песня, которую пел Арагорн Гэндальфу, Леголасу и Гимли, когда они приближались к Эдорасу. Сначала он пел её на языке Рохана, а затем перевёл для своих товарищей. Роханский поэт изначально писал песню для Эорла Юного.
Содержание
- 1 Песня
- 1.1 Оригинал:
- 1.2 Гришпун:
- 1.3 Муравьёв:
- 1.4 Маторина:
- 1.5 О. Леденев:
- 1.6 Грузберг:
- 1.7 Хизиэль:
- 1.8 Каменкович и Степанов:
- 1.9 Воседой:
- 1.10 Немирова:
- 1.11 В. Авербух:
- 2 В экранизации
- 3 Источники
Песня [ править | править код ]
Оригинал: [ править | править код ]
Where now the horse and the rider? Where is the horn that was blowing?
Where is the helm and the hauberk, and the bright hair flowing?
Where is the hand on the harpstring, and the red fire glowing?
Where is the spring and the harvest and the tall corn growing?
They have passed like rain on the mountain, like a wind in the meadow;
The days have gone down in the West behind the hills into shadow.
Who shall gather the smoke of the dead wood burning,
Or behold the flowing years from the Sea returning?
Гришпун: [ править | править код ]
Где ныне всадник, где конь боевой, где звонкого рога пенье?
Где шлем и копьё, меча остриё, волос золотых плетенье?
Где твёрдость руки, сжимающей сталь, где алых огней свеченье?
И где по весне над тучной землёй высоких хлебов цветенье?
Исчезли, ушли, как ветер с равнин уходит, устав скитаться,
На Запад, на Запад уходят дни, чтоб там навсегда остаться.
Кто властен сдержать бесконечный дым, летящий над пепелищами?
И годы, спешащие за моря – удержим ли их? Отыщем ли?
Муравьёв: [ править | править код ]
Где ныне конь и конный? Где рог его громкозвучащий?
Где его шлем и кольчуга, где лик его горделивый?
Где сладкозвучная арфа и костёр, высоко горящий?
Где весна, и зрелое лето, и золотистая нива?
Отгремели горной грозою, отшумели степными ветрами,
Сгинули дни былые в закатной тени за холмами.
С огнем отплясала радость, и с дымом умчалось горе,
И невозвратное время не вернется к нам из-за Моря.
Маторина: [ править | править код ]
Где теперь всадник и конь,
Где рог, что звал нас в поле?
Где кольчуга и шлем,
И крыло волос на ветру?
Где ярких костров огонь
И ловкость сильных ладоней,
Где звонкое пенье арф
И весёлых танцоров круг?
Где время весны в цветах?
Где золото урожая?
Всё прошло, словно дождь в горах,
Всё развеял ветер полей!
На запад за Мглистые Горы
Дни уходят, как умирают.
А пепел кто соберёт
Меж обгорелых пней?
Кто помнит, как падал лес?
Кто слышал, как улетают
Годы, прилетевшие из-за морей.
О. Леденев: [ править | править код ]
Где ныне конь и всадник? Где рог, что воспел победу?
Где ныне шлем и кольчуга, и кудри, что плыли по ветру?
Где у огня вечернего арфы струна золотая?
Где те сады весенние и высокая рожь густая?
Всё прошло, точно горный ливень, ветром в траве прошумело.
Дни ушли за холмы на запад, скрылись в тумане белом.
Дым костра поднимается – разве он в дерево вновь воплотится?
Разве годы ушедшие могут с Моря к нам возвратиться?
Грузберг: [ править | править код ]
Где теперь лошадь и всадник?
Где рог, который трубил когда-то?
Где теперь пламя пылает?
Где волосы, яркие, словно злато?
Где теперь песни арфы?
Где луки, стрелы, шлем и кольчуга?
Где же весна и где жатва?
Где поле, изборождённое плугом?
Они ушли, словно ветер,
Прошедший по полю густой волной.
Они ушли, словно песня,
Как дождь далёкий в степи пустой.
Кто может собрать лёгкий пепел
Давно сгоревшей сосны лесной?
Кто может услышать песню,
За море ушедшую давней весной?
Хизиэль: [ править | править код ]
Где теперь и всадник, и конь,
Где рог, что так гордо звучал?
Где теперь шлем и кудри под ним,
Которыми ветер играл?
Где руки, из струн извлекавшие звон,
Где огонь, что так ясно блистал?
Где лето, где осень, где урожай,
Который в садах поспевал?
Увы, все ушло, как ливень в горах,
Как ветер в звонких лугах.
Увы, дни спускались на Запад
Холмами, где прячется страх.
Кто соберет дым от костра,
С ветром пронзительным споря?
Кто Свет увидит, когда
Возвратится он из-за моря?
Каменкович и Степанов: [ править | править код ]
Где всадник, степями на бой пpоскакавший?
Где плуг, благодатную землю вспахавший?
Где жаpкое пламя и голос стpуны?
Где шлем, и кольчуга, и эхо войны?
Как дождь над холмами и ветеp над степью
Те годы исчезли за гоpною цепью.
Кто дым от пожаpа в суму собеpёт?
Кто годы назад из-за Моpя веpнёт?
Воседой: [ править | править код ]
Где конник тот и где конь? Где рог Тот, звучавший в сече?
Где шелом тот и где кольчуга? Где песни те и где речи?
Где тот огонь и огнище? Где пажити, нивы, пашни?
Где осень, весна и лето? – Миновали, как день вчерашний,
Как снег прошлогодний, как дождь, как ветер по луговине,
Угасли, как за холмами дневное светило ныне,
Исчезли, как дым в поднебесье, развеялись горстью праха.
Не вернется он из-за Моря, этот конник, не знавший страха.
Немирова: [ править | править код ]
Где всадники былых времен,
Где кони огневые?
Где кудри вольные до плеч
И шпоры золотые?
Где гулкий рог и арфы звон,
Где песни, речи, стоны?
Спроси ещё – где жар огня,
Под пеплом погребенный?
Остынет пепел, дождь пройдёт,
И ветер пролетит.
Того, что было и прошло,
Никто не воскресит.
В. Авербух: [ править | править код ]
О, где тот конь и тот всадник? Гордого рога пенье?
О, где тот шлем и кольчуга? Светлых волос струенье?
О, где те руки на струнах? Жарких костров гуденье?
Где те посевы, жатвы? Спелых хлебов волненье?
Они прошли, как дождь в горах, как ветра дуновенье.
Зашли, как солнце, эти дни в холмов закатных тени.
Кто дым и пепел соберёт и сложит вновь в поленья.
Кто лет минувших вновь узрит державное теченье.
В экранизации [ править | править код ]
В экранизации Питера Джексона король Теоден напевал несколько строк из «Плача рохиррим», готовясь к битве.
Мастерок.жж.рф
Хочу все знать
Боевой конь . без ног !
masterok July 1st, 2013
Вот так это и снимается … Причём у них там в Голливуде этих лошадок механических по пальцам пересчитать — так что этот конкретный экземпляр уже сотни звёздных задниц протирали, да и эти штуки даже вплотную от настоящей лошади не отличить … так говорят
А что это за кино ? Сообщаю:
«Боевой конь»/ War Horse – приключенческая драма, снятая легендарным Стивом Спилбергом/ Steven Spielberg по книге Майкла Морпурго/ Michael Morpurgo о людях и событиях на фронте во время Первой Мировой войны.
Сюжет фильма “Боевой конь”
Подросток из английской деревушки Альберт/Jeremy Irvine больше всего на свете любит заниматься лошадьми. Он приручает и тренирует жеребца по имени Джоуи, и конь постепенно превращается в его лучшего друга. Когда начинается война, Джоуи забирают на фронт, в кавалерийский полк. Напрасно Альберт просил оставить коня – всего, что он добился – это обещание капитана Николса (которого играет Том Хиддлстон/ Tom Hiddleston заботиться о коне как о себе самом. Вместе с капитаном конь попадает на передовую. Он переходит из рук в руки, по разные стороны фронта, и жизнь каждого из его владельцев меняется после встречи с этим удивительным конём: британского майора кавалерии Стюарта (его играет Бенедикт Камбербэтч/ Benedict Cumberbatch), немецких солдат, французского фермера и его внучки. Сам Альберт, несмотря на слишком молодой возраст для призывника, также отправится на фронт, чтобы найти и спасти от пуль лучшего друга. Преданная дружба осветит их путь, полный неожиданных радостей и страшных потерь.
Том Хиддлстон получает роль офицера британской кавалерии на первой же встречи со Стивеном Спилбергом.
«Я чуть со стула не упал, -говорит Том. – Я был ошеломлен. Такого никогда не происходит. Никогда. Обычно оффициальное предложение приходит недели спустя. Я попросил повторить его. В этот момент я чуть не расплакался. Это было словно зодчий моего детского воображения сказал мне, что я действительно стоящий актер». И как отмечают впоследствии критики, выбор режиссера остановился на молодом актере не случайно. Капитан Николс, описывается как «мужественный, скромный человек из высшего класса».
«Боевой конь» дважды номинирован на Золотой глобус 2012 – лучший саунд-трек и лучший драматический фильм.
Интересные факты о фильме Боевой конь
Роман «Боевой конь» был впервые опубликован в Великобритании в 1982 году. Майкл Морпурго написал роман по мотивам воспоминаний своих односельчан – ветеранов Первой мировой. Один из них, служивший в кавалерии, рассказал Майклу, что все надежды и страхи во время войны он доверял своей лошади. Другой ветеран вспомнил, как армейские чины забрали из их деревни лошадей. Они требовались не только кавалерии, лошади также перевозили грузы, тащили артиллерийские орудия и снаряды, повозки с ранеными. Заинтересовавшись этой темой, Морпурго выяснил, что за время Первой мировой только с британской стороны погибло около миллиона лошадей. Из миллиона лошадей, отправленных во Францию, в Англию вернулось только 62 тысячи. А общее количество потерь – около 10 миллионов животных.
Майкл Морпурго вместе с Саймоном Чаннинг-Уильямсом /Simon Channing-Williams в течение пяти лет работал над сценарием по книге, но соавторы так и не добились успеха. Ник Стаффорд /Nick Stafford превратил книгу в пьесу, и в 2007 году состоялась премьера театральной постановки «Боевой конь», которая пользовалась большим успехом у критиков и публики. Посмотреть ее можно и сейчас в одном из лондонских театров и на Бродвее, в Нью-Йорке.
В 2009 году кинопродюсер Кэтлин Кеннеди увидела спектакль на Вэст-Энде и была так потрясена историей, что предложила своему коллеге и боссу студии Dreamworks Стивену Спилбергу купить права на экранизацию. Сценарий фильма написал известный британский сценарист и режиссер Ричард Кертис/ Richard Curtis. По словам Спилберга, он решил сесть в режиссерское кресло в ту секунду, когда закончил читать первый вариант сценария. «Я полностью погрузился в этот восхитительный сюжет», – вспоминает режиссёр. – «Это очень простая история, и я сразу представил её в виде семейного фильма: мальчик дружит с конём, и даже война не может порвать эту связь. Этот фильм – из тех, что объединяют людей: он будет понятен в любой стране мира. Для меня это фильм о вере, надежде и силе духа – силе духа человека и преданного ему коня», – говорит режиссёр.
Батальные сцены с участием кавалерии снимались в северном Хэмпшире, в частных владениях герцога Веллингтона. Часть фильма снималась в Дартмуре. Стивен Спилберг о месте съемок: «Никогда за свою длинную и эклектичную карьеру мне так не везло с обилием природной красоты в кадре. За две с половиной недели интенсивных съемок я отнюдь не исчерпал те возможности для съемок красивых пейзажей и неба, которые может предложить Дартмур».
В съемках участвовало 130 лошадей. Безопасность и благополучие четвероногих артистов были одной из забот создателей фильма. Во всех сценах с участием лошадей колючая проволока заменялась резиновыми муляжами – даже если лошадь по сценарию должна была находиться рядом с заграждением. Специально для сцены, в которой Джоуи запутывается в колючей проволоке, супервайзер спецэффектов Нил Корболд построил аниматронную копию Джоуи в натуральную величину. Куклой управляли люди, спрятанные под землёй, но на крупных планах страдания Джоуи изображал Файндер, настоящий конь, прошедший специальную подготовку.
Прадедушка Джереми Ирвина служил военврачом на Первой мировой войне и, когда война закончилась, выкупил своего коня – совсем как персонаж Джереми Ирвина в фильме. В семье Ирвина до сих пор сохранилась расписка, свидетельствующая об этой покупке. Самое интересное, что конь был куплен за 28 фунтов – и ровно за эту же сумму Альберт выкупает Джоуи.
Роль Джоуи исполнили 14 лошадей: надо было провести его через разные возрастные стадии, от жеребёнка до взрослого коня. Файндер, один из исполнителей роли Джоуи – 11-летний конь чистокровной андалузской породы, был привезен на съемки из Америки.
Художники по гриму следили за тем, чтобы все лошади, игравшие роль Джоуи, были как можно больше на него похожи. Они рисовали им белые носочки (как у коня по кличке Роджер, играющего взрослого Джоуи) и крепили на лоб «звезду» – нашлёпку из белой шерсти яка.
Напомню вам, что такое Франшиза и какие ее рекорды, а так же Как снимали "Матрицу"
1.РЫЦАРСКИЙ БОЕВОЙ КОНЬ – ЭТО НЕИЗМЕННО КОНЬ ВЕРХОВОЙ. Рыцарский боевой конь, несмотря на то, каким бы ни было тяжелым снаряжение и вооружение его всадника – это в любом случае НЕ ТЯЖЕЛОВОЗ (ТЯЖЕЛОУПРЯЖНАЯ ЛОШАДЬ). Во-первых, тяжеловозные породы – результат селекции уже Нового времени. Во-вторых, любой тяжеловоз хорош только в своей стезе – перемещение очень тяжелых грузов посредством запряжки в ту или иную повозку по относительно хороши дорогам. Это все. Тяжеловозы не обладают необходимой подвижностью, совкостью (маневренностью), чувствительностью и скоростью реакции на команды всадника, не могут более-менее продолжительное время поддерживать галоп (основной боевой аллюр).
Откуда взялся этот упорно кочующий миф, что раз конь должен нести этак килограмм 150, то он обязательно тяжеловоз (вспомните набившее оскомину «богатырский конь»)? Моя версия: А) простая житейская логика – раз ТЯЖЕЛОвооруженный рыцарь, значит, и конь такой же (а то, что строевые лошади времен Первой Мировой таскали на себе едва ли меньший груз, чем конь, допустим, деми-лансера в полудоспехе (за счет того, что строевой конь работал, по существу, за несколько коней в рыцарском копье) – это уже никого не интересующие детали); B) да простят меня любители классики изобразительного искусства – виновато изобразительное искусство (не будем называть имена, вы их сами знаете); С) до сих пор в некоторых источниках встречаются какие-то фантастические данные о весе конского доспеха, боевых седел и прочего – соответственно .нагрузка «вырастает» до невероятных значений; D) в массовом сознании недооцениваются физические данные верхового коня в плене выносливости и грузоподъемности – например, для здорового, физически сформировавшегося и хорошо обмускуленного коня весом 500 кг груз в 130 – 150 кг не является непосильной ношей. Кроме того, в выездке лошади все выездковые элементы (движения) играют роль гимнастических упражнений, которые позволяют развить несущую способность задних ног лошади, что также позволяет ей нести значительный вес с минимальными затратами усилий и с максимальным сохранением подвижности.
Безусловно, желаемое телосложение могло меняться в зависимости от той роли, в которую прочили того или иного коня – разумеется, для тяжеловооруженного жандарма требовался невероятно сильный конь (не просто конь, потенциально способный и годный для этой роли, а ПОСТЕПЕННО подготовленный к этому за несколько лет тренинга), способный нести не только всадника в доспехе, но и конский доспех, тогда как для «легкого» конника (а говоря откровенно – «дешевого» тяжелого) в полном или полудоспехе достаточно было коня полегче и подвижнее, но уже не способного нести конский доспех. Однако главное остается низменным – и у жандарма, и у более легковооруженного конного латника, и тем более у настоящей легкой конницы типа страдиотов или хинетов боевой конь – это в любом случае конь ВЕРХОВОГО типа.
2. РОСТ В ХОЛКЕ (на основе британских находок, континентальный материал дает примерно те же цифры): 126 – 152 см, лошади выше 150 см – не только в Средние века/Ренессанс, но и вплоть до Первой мировой оценивались современниками как достаточно крупные, лошади 160 см и выше – крайне редки в рассматриваемый период и позднее. Как справедливо замечают составители издания «The Medieval Horse and its Equipment», большинство средневековых лошадей были по современным меркам решительно малы». При этом большинство археологических находок показывают лошадей более плотно сбитых, крепко сложенных, костистых, чем современные лошади аналогичного роста; такие кони ростом 130-145 см в холке представляют собой тот универсальный и неприхотливый тип лошади, представители которого могли использоваться и для упряжной, и для верховой работы (в том числе и в качестве боевого коня).
Для наглядности и современных аналогий можете оценить пропорции коня и всадника по видео «Стойки конного боя с мечом» - мой рост – 182 см, рост моего коня – 155 см в холке. Косвенным критерием относительно небольшого роста «среднестатистического» боевого коня может служить метко подмеченная составителями указанного британского издания часто встречающаяся в изобразительных источниках рассматриваемого периода пропорция всадника и его коня– в среднем холка коня находится на уровне плеча стоящего рядом с ним конника.
Опять же, необходимо всегда учитывать, что главным для боевого коня был отнюдь не рост, а мощное и гармоничное телосложение с вытекающими из него (и развиваемыми посредством тренинга) силой, маневренностью и выносливостью.
3. До XVIII в. (оценки разнятся) НЕ СУЩЕСТВОВАЛО ПОРОД ЛОШАДЕЙ в современном понимании слова «порода». Не стоит недооценивать селекционную работу до эпохи Просвещения – просто средневековая селекция была направлена на получение НЕ ПОРОДЫ, а определенного ТИПА лошади по определяемому для нее человеком НАЗНАЧЕНИЮ. Встретив в средневековом контексте наименование той или иной лошади, совпадающее с современным названием породы (например, першерон), не стоит впадать в анахронизм и переносить современный образ першерона (кстати, тяжеловозной породы) на боевых коней из графства Перш XIII в. или першеронов облегченного типа, использовавшихся и как строевые лошади в кавалерии вплоть до ПМВ включительно. Для контекста Средних веков, Ренессанса или раннего Нового времени название по географическому принципу – не способ наименования породы, а только лишь географическая привязка (например, андалузом или лузитано могли назвать любую лошадь из Андалусии или Португалии).
Что касается конкретных типов лошадей, вот одна из классификаций, упоминаемых биографом Томаса Бекета Вильямом Фитц Стефеном (1170 г.) в контексте градации лошадей на конной ярмарке в Лондоне:
- gradarii - верховые лошади-иноходцы (способные или наученные бежать иноходью) – очень удобные для дальних поездок (иноходь – похожий на рысь, но мягкий и не тряский аллюр);
- «лошади, которые лучше подходят оруженосцам, движущиеся более грубо, но быстро» - здесь, вероятнее всего, имеются в виду недорогие верховые лошади (роунси, палфри), менее удобные на походе (за счет того, что не могут передвигаться иноходью, а бегут более обычной и тряской рысью);
- жеребята;
- summarii - самтеры - вьючные лошади, иногда этим же словом обозначали вьючных же мулов;
- dextrarii «знатно крупные»– (дестриеры, боевые кони, «великие кони», «great horse») – нетрудно заметить, первой упоминание в данном ряду собственно боевых коней;
- «кобылы, подходящие для запряжки в плуг, волокуши или в повозки»;
Иные классификации упоминают (в порядке убывания стоимости):
- equus dextrarius (дестриеры, наиболее мощно сложенные боевые кони);
- equus cursarius (курсе, несколько более подвижные, но легче сложенные боевые кони), equus palafredus (палфри, схожий термин роунси (rouncey) - любая хорошая верховая лошадь, как правило, не использовавшаяся в качестве боевого коня);
- equus carectarius (любая мелкая упряжная лошадь);
- equus affrus (простая крестьянская упряжная лошадь для любых сельхозработ).
4. Рыцарский боевой конь – спринтер. Несмотря на то, что вопросы тактики небольших тактических подразделений рыцарей (жандармов, реннфане, деми-лансеров и т.д.) - конруа, эшелль и т.п., как это не покажется странным, изучены слабо, известные ее особенности – сомкнутый в рядах (колено к колену) и в шеренгах (нос коня к крупу впередистоящего коня) строй, вероятнее всего, для предотвращения чрезмерного утомления боевых коней наступал на противника шагом или рысью до того момента, как дистанция до него сократится до 20-50 м, после чего в единой слитном порыве латники поднимали коней в галоп и обрушивались всей массой на врага. Соответственно, большую роль играла как раз способность коня к резкому рывку на этих последних остающихся до врага метрах.
5. Пол типичного боевого коня. В основном – жеребцы (чьи первичные половые признаки, скажем так, иногда весьма рельефно демонстрировались в живописи и скульптуре рассматриваемого периода) и мерины (кастрированные жеребцы). Кобылы традиционно считаются менее подходящими для роли боевого коня, однако, во-первых, по своим физическим данным кобылы очень разняться (иные могут ни в чем не уступать жеребцам), во-вторых, на мой взгляд, следует согласиться с мнением, что при меньшей силе, кобылы могут быть не менее выносливыми и маневренными, что с их большей предсказуемостью в плане поведения дает отличного боевого коня для ведения малой войны – например, совершения набегов (швоше, кавальгада, рейса и т.п.) – которые, как известно, составляли чуть ли не основной вид боевых действий в рассматриваемый период. На одном из представленных изображений (неизв. автор, Легкоконник, 1505-10, Музей Викториии и Альберта), форма шеи (отсутствие высокого гребня - сравните с боевым конем у легкоконника Дюрера) и общий экстерьер боевого коня говорит в пользу того, что выбор этого довольно скромно снаряженного латника пал как раз на кобылу (однако, весьма рослую).
6. СОВРЕМЕННЫЕ АНАЛОГИ. Среди пород, чьи представители, на мой взгляд, могут дать наиболее точное усредненное представление о дестриере или курсе, я назову датских кнабструпперов (одна из старинных пород из группы т.н. «лошадей барокко» - см. фото). Все в них напоминает о боевых конях рыцарей и жандармов (а позже - и кирасир) – типаж, неизменно популярный (в первую очередь, конечно, в тяжелой кавалерии), до конца XVIII в.: относительно небольшой рост, крепкий костяк, объемная грудная клетка, хорошо обмускуленная шея с широким гребнем у жеребцов, мощные мышцы задней части туловища и задних ног.
В качестве еще одного подобного примера часто приводят коней андалузской (PRE) и лузитанской пород – однако, по моему мнению, данные породы, несмотря на свою никем не оспариваемую древность, с конца XVIII – начала XIX вв. претерпели столько вынужденных инородных «вливаний», «осовременивших» их, что, при всех их несомненных достоинствах, значительно отличаются от своих предков.
Вторая наиболее подходящая кандидатура на роль тяжелого рыцарского боевого коня – кони итальянской породы мургезе.
Что касается лошадей под стать «легкой» коннице (рыцари, не имевшие конского доспеха, реннфане, деми-лансеры, шеволежеры и проч.), то наиболее наглядно представить такого коня можно, посмотрев на современного североафриканского барба – быстрый, сухой, невероятно выносливый, крепкий и неприхотливый тип.
Ну и наконец, страдиотам, хинетам и им подобным «настоящим» легким всадникам несомненно бы приглянулись пасо фино – некрупные, гармонично сложенные, невероятно совкие лошади.
Бамбергский всадник. 1230-1235 гг.
Двое, чистящих лошадь. Около 1510-1520 гг. Британская библиотека. Судя по телосложению, возможно, изображен боевой конь тяжелого типа (способный нести полный конский доспех (бард)).
Лукас Кранах (Старший). Св. Георгий на коне с мертвым драконом. Начало XVI в. Музей Метрополитен.
Ганс Бургкмайр. Император Максимилиан I. 1508 г.
А. Дюрер. Легкоконник. 1495 г. Сравните этого боевого коня с боевым конем Максимилиана I - и тот и другой достаточно рослые (по меркам периода), однако конь императора сложен несколько массивнее (достаточно взглянуть на его ноги и круп, чтобы убедиться в этом).
Неизвестный автор. Легкоконник. 1500-1510 гг. Музей Виктории и Альберта. Тонкая шея дает основание предположить, что в данном случае боевой конь - кобыла (сравните с массивной шеей с высоким гребнем у жеребца дюреровского легкоконника).
Реалистичная реконструкция облика боевого коня небогатого латника периода приблизительно 1460-1480 гг. (автор - S. Hanson).
Кнабструпперы (1,2,3)
Пасо фино. Маленький рост (сравните рост всадника и коня - это не всадник крупный, а пасо - небольшой) и гармоничное телосложение в сочетании со способностью быстро перемещаться по любой местности делают подобную лошадь идеальной для излюбленной тактики легкой конницы "ударил - отступил".
Средняя (а по современным меркам - мелкая) средневековая лошадь ростом около 137 см в холке в сравнении с современной лошадью ростом примерно 172 см (размеры, которые не являются необычными для лошадей различных пород, используемых в наше время в Олимпийских видах конного спорта). Где-то посередине (до отметки около 160 см) - идеальный рост для различных типов боевых коней рассматриваемого периода. Иллюстрация из издания (1) в списке литературы.
Литература:
1. The Medieval Horse and its Equipment. 1150 – 1450» Edited by J. Clark. Woodbridge, 2011.
2. Граветт К. «Рыцари. История английского рыцарства 1200 - 1600» Перевод с англ. А. Колина. M.,2010.
3. «Всадники войны. Кавалерия Европы» / Алексинский Д.П., Жуков К.А., Бутягин А.М., Коровкин Д.С. М, СПб, 2010.
П.С. Размещено с разрешения Максима, за что ему огромное спасибо!
В современном кинематографе всадник, нападая на пешего, в лучшем случае проносится мимо него, а в худшем, подъезжает по касательной и останавливается для удара. Но эта картина абсолютно не соответствует действительному образу действия кавалерии в ближнем бою.
Во-первых, всадник при таком подходе оказывался бы, в общем-то, в проигрышном положении. Преимущество в высоте не окупало бы отсутствия возможности уклоняться от ударов. А если бы оружие у пехотинца оказалось длиннее, то дела всадника стали бы и вовсе безнадежны. Равным образом и в случае боя с помощью метательного оружия преимущества тоже были бы на стороне пехотинца.
Во-вторых, на самом деле, если нападение с прохода было только неэффективно, то атака с остановки являлась неосуществимой технически. Лошадь способна отличить настоящую кровь от бутафорской и понимает, когда ее жизнь в опасности, а когда – нет. Останавливаться и ждать пока в бок ткнут настоящей саблей слишком неумно даже с лошадиной точки зрения.
Лошадь позволяла экономить силы на марше, что было особенно важно для тяжеловооруженных воинов, позволяла лучникам удерживать врага на дистанции, позволяла воинам быстро перемещаться по полю боя, но в ближнем бою только мешала.
Более того, - всадник на обычной верховой лошади рисковал оказаться и вовсе неспособным вступить ближний бой, - ведь, для этого надо, чтобы конь согласился приблизиться к врагу, то есть подверг себя смертельному риску. Ладно, еще, если враг бежит, а если – нет? Пойдет лошадь на удар копья или алебарды?
Для того, чтобы всадник мог участвовать в ближнем бою, ему требовался специальный боевой конь. Преимущества же над пешим он приобретал только если использовал этого коня, как главное свое оружие, - гнал его на врага. Копье или меч шли в ход, если противнику удавалось увернуться из-под копыт. В этой ситуации всадник рисковал получить удар, только если уж оба, - и он сам и его конь, - промахивались.
А конь старался не промахнуться. Ведь, раз уж он, вообще, решился приблизиться к вооруженному и враждебному человеку, то двигаясь прямо на него он подвергал себя меньшему риску, чем подставляя бок. Более того, так конь имел все шансы упредить удар.
Осуществляя наезд, всадник приобретал огромное преимущество, ибо тем самым принуждал своего коня тоже вступать в бой, - раскидывать и давить врага из соображений самообороны. А это уже были не шутки, - удар копыта даже не очень крупной лошади способен оставить от человека одно воспоминание. Лошадь, может быть, и не наступит на человека. Если только не сочтет, что так она обезопасит себя от удара в бок или в брюхо.
Прибегающий к наезду всадник становился многократно сильнее пешего. Против несущихся лошадей долгое время у пехоты не было приема. Обороняться от них мечами и копьями было бесполезно, - мало того, что серьезно ранить лошадь ударом спереди трудно, но и, в любом случае, - мертвые лошади сохраняли инерцию массы и давили пехоту ни чем не хуже живых.
Другое дело, что коня надо было заставить идти на пехоту. Ведь, для лошади самым простым способом избежать ударов, все-таки, было не приближаться к врагу. Кроме того, именно бегство от опасности в наибольшей мере соответствует природным наклонностям копытных. Склонность же лошадей следовать указанному вожаком курсу, в общем, имеет свои границы. В частности потому, что всякие их обязательства по отношению к всаднику заканчиваются, если всадник оказывался сброшен, а его падение при желании им очень несложно организовать.
Лошадь может сбросить наездника, не пожелав прыгать через барьер. Логично предположить, что предложение прыгнуть на штыки встретит еще меньше понимания с ее стороны.
На основании этих соображений иногда делается вывод, что кавалерийские атаки могли оказывать только моральное воздействие, ибо лошадь нельзя заставить напасть на человека.
Но, на самом деле, такая постановка вопроса очевидно абсурдна, - человеческая жизнь с точки зрения лошади имеет ни чуть не большую ценность, чем с точки зрения, например, лося. В принципе, при прочих равных обстоятельствах, лошадь будет стремиться не причинять вреда людям, ибо пользы ей от этого нет, а неприятностей она не ищет. Кроме того, ее учили, что топтать людей недопустимо. Но если ее учили, что недопустимо отклоняться от указанного наездником курса, чем бы это ни грозило другим людям, то – тем хуже для тех, кто у нее на пути окажется. Для лошади – человек не препятствие, нет смысла предпринимать что-либо для того, чтобы избежать столкновения.
Риск причинить кому-то вред не беспокоил коня ни в малой мере, - однако, его, естественно, беспокоила опасность, которой подвергался он сам. Потому, приучить лошадь не сворачивать и не останавливаться, если на ее пути оказывались люди, не составляло проблемы. Другой вопрос, если людей было много, и они были вооружены.
Простейшим способом вынудить лошадь идти напролом было не оставить ей иного выбора. Лошадь запряженная в колесницу не могла ни свернуть (мешали другие лошади упряжки), ни резко затормозить (сзади на нее налетела бы коляска). Атакующая же кавалерия чаще всего строилась тупым клином. При этом, первые ряды тоже не могли резко остановиться, - их сбили бы с ног и затоптали бы задние ряды. Уход же в сторону исключали крылья клина. Пытаться отвернуть, значило подставить бок для удара.
Однако, таких мер самих по себе не было достаточно, - давление задних рядов и стадный инстинкт, конечно увеличивали эффективность кавалерийских атак, но сами по себе еще не делали их возможными. Породы боевых лошадей, - злых и храбрых, - выводили специально, с учетом психологических особенностей. Как волкодавов. Конь не должен был сворачивать за отсутствием самой такой мысли. Двигаться указанным курсом для него было делом принципа, а те, кто преграждал дорогу, - врагами.
Боевые кони были обучены избегать ударов. Их учили этому «обрабатывая» тупыми стрелами и копьями. А потом отбирали потомство тех экземпляров, которые проявляли склонность не бежать опасности, а бить на упреждение.
Хорошей шуткой эпохи средневековья считалось подарить не любимому соседу коня, которого «учили» слуги в одежде геральдических цветов этого соседа. Да и, вообще, боевые кони заражались практической мизантропией, были недоверчивы и подпускали к себе только знакомых людей. Потому, их «угон» оказывался довольно-таки проблематичным и рискованным мероприятием.
Кроме того, храбрость коня росла пропорционально его размеру. Если конь весом в полтонны еще как-то воспринимал людей, - в большой массе, вооруженных и упертых, - и мог быть применен преимущественно для атак на рассеянного противника, то в полтора-два раза больший конь без колебаний шел и на сомкнутую пехоту. Зверь такого размера рассматривал, как препятствие своему движению, только особенности рельефа и других подобных ему гигантов, двуногие же, смеющие грозить ему, только раздражали. Тупые сварные копья не могли проткнуть его кожи и мышц и бесполезно ломались о кости. Попавшиеся на пути мелкие лошади разделяли судьбу людей.
Важным оказывался также и пол. Для верховых лошадей половая принадлежность не имеет значения, но боевой конь потому так и назывался, что был именно конем. Жеребцом. Как правило, возможность исключений из этого правила даже не рассматривалась. Жеребец больше, менее возбудим, скорее склонен идти на принцип, - воспринимать, как личное, если ему не уступают дороги и угрожают каким-то железом. В общем, самым удивительным свойством былинной Сивки-Бурки является не то, что она разговаривала, а то, что она - кобыла.
Нельзя было преодолеть только тот момент, что лошадь ни на кого не нападала по собственной инициативе, - заметив что потерял всадника, дестриэ сразу превращался в мирное травоядное и сматывался куда подальше от кровопролития.
Не могла кавалерия и дожидаться чужой атаки стоя на месте. Если конь не направлялся всадником на врага, то в угрожаемой ситуации самостоятельно принимал решение о бегстве. Кавалерия могла только атаковать.
Роль коней в сражении была весьма активной. Они рассматривались как полноправные участники мероприятия.
Вот строки из поэмы описывавшей сражение XIV века:
Большие [т.е. боевые] кони англичан
налетели на пики шотландцев,
как если бы то был густой лес,
и поднялся большой и ужасный треск сломанных копий [пик],
и ржание смертельно раненных дестриэ [боевых рыцарских коней].
Люди короля, которые были достойными,
Со своими копьями, столь острыми,
Наносили удары и людям, и лошадям,
Пока красная кровь не потекла обильно из ран.
Раненые кони пытались бежать,
И сбрасывали людей во время бегства,
Так что те, кто был в первом [ряду]
Упали там и оказались во рвах.
Поле было почти все покрыто
Убитыми конями и людьми….
Характерно, что лошади и рыцари упомянуты одинаковое количество раз, но о рыцарях упоминается вскользь, и роль им отводится пассивная, - получали удары, падали из седел, - шотландцы бьются не с рыцарями, а именно с конями.
Кони упоминаются в числе потерь. Аналогично, и когда, после «битвы золотых шпор», фламандцы подсчитывали потери противника, рыцарских коней и рыцарей учитывали отдельно. Французскую пехоту не считали.
Относительно применения тарана кавалерией против пехоты также есть довольно интересный исторический прецедент. Во время Столетней войны произошло столкновение местного значения, - 30 английских рыцарей (несколько фламандских патрициев и их наемники, в том числе, действительно, восемь англичан, но, в основном, немцы) встретились с таким же количеством французов. Учитывая, что англичане и фламандцы были так себе наездники, а вооружившиеся за счет нанимателя немцы не имели хороших лошадей, англичане решили взять лягушатников на «слабо», и взяли, - от предложения сразиться пешими французы не отказались.
Обе группы построились фалангами и некоторое время бились кавалерийскими копьями. Преимущество оказалось на стороне более опытных англичан, - они потеряли двоих, а французы четверых. Заметив, что сила не на их стороне, французы попросили таймаут и устроили совещание.
По результатам совещания на поле боя вернулись только 25 пеших французов, а, когда англичане тоже построились для боя, последний француз выскочил верхом на лошади и врезался в них. Англичане упали. Семеро так и осталось в горизонтальном положении, остальные же стали удирать.
Характерно, что даже не защищенная доспехами лошадь после такого столкновения осталась на ходу, и всадник продолжал давить разбегающихся врагов, не давая им собраться для обороны. Все англичане были либо убиты, либо взяты в плен без новых потерь со стороны французов. Таким образом, 26 рыцарей и одна лошадь имели решительное преимущество над 28 рыцарями.
В период средневековья считалось, что один конный боец стоит десяти пеших.
Таран применялся не только против пехоты, но и против кавалерии тоже. Русская летопись, описывая Куликовскую битву, упоминает о том, что битва началась поединком, причем, русский и татарский поединщики «сшиблись и упали замертво оба, и с конями». Художник, изобразивший этот замечательный эпизод, истолковал эти строки своеобразно, - на картине воины одновременно протыкают друг друга копьями сквозь щиты (вероятно, бракованные). Предполагалось, видимо, что кони умерли просто за компанию. Но летописец всего лишь имел в виду, что поединщики пошли в лобовую атаку и ни один не свернул.
Можно вспомнить и фразу из «Кавказского пленника»: «Или шашкой срублю, или конем стопчу», - стоптан должен был быть другой всадник, - на меньшей лошади. В конном бою размер имел не меньшее значение, чем в пешем. Более сильный конь давал большое преимущество.
Обычная же в кинематографе картина, когда всадники останавливаться друг подле друга и некоторое время рубиться, а кони при этом зевают и переминаются с ноги на ногу, пассивно ожидая, чем закончится дело, совершенно не соответствует реальности. Не имея ни какого желания словить настоящим мечом по шее, один конь либо проскакивал мимо другого на предельной скорости, либо уж врезался в него, пытаясь сбить с ног.
Таким образом, между боевыми и верховыми лошадьми существовала четкая разница. Верховая лошадь гражданского образца выступала только в качестве средства передвижения. Военные верховые лошади не останавливались и не сворачивали, если на пути у них оказывался человек, не пугались оружия и крови, но ни кого не стали бы давить намеренно, не горели врезаться в толпу и таранить других лошадей. Наконец, настоящие боевые кони, которые имелись у элитной кавалерии, совершенно сознательно давили людей и других лошадей и не останавливались даже перед пехотой в плотных построениях.
Лошадей для гражданских и военных целей разводили раздельно. Пахать на боевой лошади было нецелесообразно, как с технической (чем ниже лошадь ростом, тем выше у нее будет КПД при буксировке плуга или телеги), так и с экономической точки зрения. Военные лошади слишком много ели и слишком дорого стоили.
Для хозяйственных работ предпочтительны были низкорослые коротконогие лошади с флегматичным и беззлобным характером (а, все равно, неосторожное приближение к дремлющей лошади со стороны хвоста было распространенной причиной как детской, так и взрослой смертности). «Пони» - это не декоративная лошадь для катания детей, а всего лишь английское обозначение рабочей лошади.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Стивен Спилберг снова поворачивается к нам. «Два месяца прекрасно себя чувствовал, а сейчас вот простудился. И это даже не мужественная простуда с натурных съемок. Заразился дома от жены».
Для большинства из нас простуда – это повод преувеличенно страдальческим голосом позвонить боссу и провести денек-другой под пуховым одеялом, пялясь в телевизор. Спилбергу же приходится болеть в прямом и переносном смысле в глазу бури. Буря в переносном смысле – это «Боевой конь». Его 27-й художественный фильм был запущен в производство восемь недель тому назад, и в данный момент Спилберг ведет свою войну на аэродроме Уисли в Суррее, выполняющем функции «ничьей земли» времен Первой мировой войны. Буря в буквальном смысле слова – это Англия в октябре. Льет как из ведра; стук капель по дощатым настилам, которыми выстланы траншеи, настолько привычен, что на него уже просто не обращаешь внимания. Спилберг облачен в униформу «Боевого коня» – непромокаемую куртку, джинсы и резиновые сапоги, однако выбранная им кепочка промокла насквозь. В разгаре поиски более плотной бейсболки.
Фото со съемок фильма
Вместе с режиссером мы бродим по деревне, расположенной совсем рядом с главной траншеей. Отсюда Спилберг наблюдает в мониторах то, что снимает камера. Этим утром снимается сцена, в которой британская армия дошла до ручки: одного-единственного бойца (Майкл Арчер) оставили в траншее с приказом стрелять во всех отступающих, и, когда в окопы спрыгивают двое солдат, ему приходится принимать нелегкое решение. Сидя в режиссерском кресле с надписью «ПАПА», Спилберг командует двумя камерами. Через своего второго помощника он сначала передает точные указания оператору камеры А Митчу Дьюбину, а потом сообщает Джорджу Ричмонду на камеру В, каким образом кадрировать снимаемый план. Совсем небольшие поправки – здесь побольше горизонта, там в клубах дыма виден штык – превращают и без того сильные образы в нечто динамичное, нечто незабываемое, нечто спилберговское.
«Пока я не доберусь до конкретной сцены, я сам не знаю, что буду делать, – говорит он. – У меня большие аппетиты, и мне хочется снимать большие планы. И тут мне становится ясно, что для них у меня недостаточно материала, и размер кадров уменьшается до чего-то более практичного. Для этой сцены мне не нужно ничего особенного, просто суровая зарисовка с парой крупных планов – и все. На экране она займет шестнадцать секунд. Если вообще останется».
Несмотря на отвратительную погоду и трудную сцену, съемочная группа «Боевого коня» пребывает в отличном расположении духа. Буфетчик раздает долгожданные бутерброды-панини с ветчиной и сыром; сам Спилберг выбирает жиденький овощной супчик, чтобы помочь организму бороться с простудой. Легендарный оператор Януш Камински, снимающий со Спилбергом уже двенадцатый фильм, расхаживает по площадке, напевая себе под нос «She's a maniac, maniac on the floor…» Любопытно, что режиссер и оператор-постановщик, похоже, почти не говорят между собой о съемках, каждый из них позволяет другому самостоятельно делать свою работу. Спилберг просит бумажный стаканчик и доверху наполняет его липкой глиной, по виду напоминающей жидкий шоколад. «Есть у кого-нибудь ложечка?» – кричит он и добавляет заговорщицким шепотом: «Скажем Янушу, что это десерт». Камински на это не покупается.
После неудавшегося розыгрыша Спилберг наблюдает за репетицией момента, когда двое солдат спрыгивают в траншею. Напряженная ситуация кажется тупиковой, но перед дублем Спилберг дает Арчеру совет, позаимствованный у одного из своих героев.
«У тебя есть военное лицо? – спрашивает он, цитируя »Цельнометаллическую оболочку« Кубрика. – Покажи мне военное лицо … Ага, вот это оно».
Фото со съемок фильма
Прошло десять месяцев, и Спилберг снова наслаждается лос-анджелесским солнышком. «Боевой конь» окончательно смонтирован (в Avid, что для Спилберга нехарактерно), Джон Уильямс закончил музыкальное сопровождение («Он написал для фильма три темы, одна лучше другой»), и теперь с восьми часов утра Стивен в одиночку делает цветокоррекцию, поскольку Камински отправился выяснять ситуацию с «последствиями урагана »Айрин«» в Ричмонде, штат Вирджиния, где будет сниматься следующий фильм Спилберга «Авраам Линкольн». Тем временем режиссер вспоминает, что стало с шестнадцатисекундной дилеммой в траншее.
«Скажем так: эта сцена есть в фильме, – смеется он. – Будучи уже так глубоко в постпродакшне, мы теряем всякую объективность и начинаем слушать всех подряд. В эмоциональном отношении для меня период от начала производства до выхода фильма на экран – одна сплошная травма, и так было всегда. Но я уже так к этому привык, что гораздо легче переношу стресс».
Для Спилберга производство началось, когда по указанию продюсера Кэтлин Кеннеди он вылетел в Лондон, чтобы посмотреть пьесу «Боевой конь» в постановке театра «Нью-Лондон» в Вест-Энде. Выпущенный в 1982 году роман для детей Майкла Морпурго казался совершенно неподходящим материалом для сцены. Повествование в нем ведется от имени крестьянского коня Джоуи, который рассказывает о своих отношениях с деревенским пареньком из Девона Альбертом Нарракоттом. Эту дружбу разрушает Первая мировая война. Джоуи продают британской армии и отправляют на поля сражений во Францию. Джоуи переходит от английских солдат к немецким, потом попадает во французскую семью. Между тем Альберт, всеми силами пытающийся разыскать своего друга, записывается в армию. В постановке Ника Стаффорда рассказ не ведется от лица Джоуи, как у Морпурго, но зрителей поразило эмоциональное красноречие пьесы и восхитительные куклы, в натуральную величину выполненные из тростника и натянутой ткани.
Спилберг был очарован.
«Преображение годовалого жеребенка Джоуи во взрослого коня на сцене показалось мне блестящим, – вспоминает Спилберг. – В театре можно делать кое-какие вещи, которые невозможны в кино. В тот вечер, когда актеры вышли на поклон, больше всего аплодисментов досталось кукольникам».
Фото со съемок фильма
Когда Спилберг смотрел пьесу, Майкл Морпурго вместе с Ли Холлом, автором «Билли Эллиота», уже начал работу над сценарием «Боевого коня». Купив права на пьесу и сценарий, исполнительный директор DreamWorks Стэйси Снайдер предложила переписать сценарий Ричарду Кертису, который работал вместе с ней в Universal. Само собой, Кертису Первая мировая была не в новинку: четвертый сезон «Черной гадюки» вошел в золотой фонд британского ТВ. Спилберг был поклонником «Черной гадюки», но никогда не встречался с Кертисом. Тот поначалу отреагировал на предложение довольно сдержанно.
«Да, он немного упирался, – признает Спилберг. – Он был не вполне уверен, нужна ли ему эта работа, но мы с ним так хорошо поладили, что он еще немного поразмыслил и решил, что это может оказаться интересным».
В кратком пересказе «Боевой конь» кажется типичной слезовыжималкой: ферма, которую хотят продать, подросток, разлученный с любимым конем, дружба, разрушенная войной… Ни Спилберг, ни Кертис никогда не стеснялись широких эмоциональных мазков, однако режиссер крайне тщательно следит за тем, чтобы не впасть в слащавость.
«Я хотел, чтобы история оставалась простой, – говорит он. – Главное было не перемудрить. В самом сюжете вполне достаточно драматизма и мелодрамы, а Ричард привнес некую британскую утонченность в то, что иначе легко могло бы впасть в патетику. Сюжет сам по себе очень крепкий».
Фото со съемок фильма
«Где ж ты был все утро»?
Спилберг адресует этот вопрос огромному прожектору, который только что прикатили в траншею. Он подставляет руки под лампу и потирает их. «Как хорошо!» Спилберг греется у единственного источника тепла на сырой, холодной съемочной площадке, и от его мокрой одежды поднимается пар. Он выхватывает iPhone и, направив на себя камеру, разыгрывает классическую киносцену. «Я таю! Я таю! – изображает он Злую ведьму Запада. – Пошлю это Джей-Джею, ему понравится».
Импровизация прерывается в связи с прибытием на площадку пятидесяти крыс, и в воздухе немедленно повисает чувство легкой тревоги. «Крысы сопровождали британскую армию повсюду, – объясняет Спилберг. – Крысы были везде – в пище, поедали тела, мертвечину. В окопах у них была транс-жировая диета». Конечно, Спилберг в общении с крысами не новичок: еще в 1989 году в «Индиане Джонсе и последнем крестовом походе» была памятная сцена, в которой археолог сражается с грызунами в катакомбах Венеции. Джонсу пришлось обходиться смесью живых и механических животных, но в «Боевом коне» только настоящие.
«Ну что, посмотрим, на что они способны, – говорит Спилберг в мегафон и принимается давать указания крысам. – Помните, вы все снимаетесь в кино. В кино, понятно?»
Камеры включены, появляется «хлопушка» с надписью «ДАРТМУР» – кодовым названием фильма. Арчер медленно шагает по траншее. Как только вредителей выпускают из пластмассовых контейнеров, они принимаются разыгрывать нечто вроде крысиной версии «Стометровки для людей, лишенных чувства направления» из «Монти Пайтона», прячутся под настилы и забиваются во все углы. Тревога, овладевшая вышколенными профессионалами из команды Спилберга, плавно переходит в легкую истерию.
Фото со съемок фильма
«Всем успокоиться! – кричит в мегафон Спилберг. – Людям не стоит бояться крыс. Они всего лишь кусаются и разносят болезни».
Дубль два проходит немногим лучше.
«Я видел только двух крыс, – сообщает в мегафон Спилберг. – Сколько их у нас должно быть в этом эпизоде»?
«Пятьдесят, только они все попрятались», – кричат ему в ответ.
«Дадим субтитры, – невозмутимо замечает Спилберг. – В этой сцене занято пятьдесят крыс, но вы их не видите, потому что они попрятались».
Пока члены съемочной группы вылавливают грызунов для следующего дубля, Спилберг просматривает уже отснятый материал: завораживающие кадры, на которых британский солдат выходит на ничью землю. Кажется, будто этот леденящий душу, но прекрасный образ попал в диснеевский фильм о мальчике и его коне из какого-то фильма Тарковского. (Позже этот эпизод войдет в трейлер «Боевого коня»). На сей раз крысы преисполнены энтузиазма, все они в кадре и теснятся у ног Арчера именно так, как нужно. Самый смелый крысюк, эдакий Том Харди среди грызунов, взбирается на манекен, изображающий убитого солдата. Вся видеодеревня мысленно уговаривает его залезть под одежду трупа, что тот должным образом и выполняет. Спилберг, кажется, доволен.
«Нормально. Теперь идем на ничью землю».
Вспоминая нашу поездку на съемки «Боевого коня», должны заметить, что как раз коня-то мы и не увидели. Замысел романа возник у Майкла Морпурго, когда писатель наткнулся на малоизвестные факты о роли, которую сыграли лошади в битве на Сомме. Копнув глубже, он вышел на трогательные истории о том, как боевые офицеры поверяли свои внутренние страхи и хрупкие надежды собственным коням. Заинтригованный Морпурго нашел факты, подтверждающие эти истории. Из миллиона лошадей, переправленных через Ла-Манш из Британии во Францию, домой вернулись только 62 тысячи, остальные погибли в боях или были забиты на мясо. Экстраполировав эти цифры, Морпурго пришел к выводу, что за время Первой мировой в общей сложности погибло около десяти миллионов лошадей.
Фото со съемок фильма
«В фильме показана историческая смена караула – от лошадей к механизированному вооружению и четырехколесному транспорту, – говорит Спилберг. – В ходе этого эволюционного перехода лошади приняли на себя основной удар и чуть не все поголовно погибли».
Кастинг на роль новой звезды, который Спилберг проводил вместе с коннозаводчиком Бобби Ловгреном, был не менее суровым, чем подбор актрисы на роль Скарлетт О'Хара. В конце концов они остановились на лошадях породы «английская охотничья». После многолетнего опыта работы с собаками, тарантулами, змеями, жуками, крысами и велоцирапторами в качестве актеров второго плана Спилберг впервые снимал животное в роли главного героя (неисправные механические акулы не в счет!). Роль Джоуи исполняли 13 коней (разные животные использовались в различных планах, плюс это давало им возможность отдыхать); чтобы они выглядели одинаково, применялись специальные накладки и грим.
«Когда я снимаю »Индиану Джонса«, я слежу за Инди, а не за конем, на котором он скачет, – объясняет Спилберг. – А тут вдруг возникает проблема: как снять фильм, где мне не просто нужно следить за конем, но еще и заставить зрителя смотреть на него вместе со мной. Необходимо было обращать внимание на то, что делает Джоуи, понимать, что он чувствует. Для меня все это было в новинку».
Спилберга не назовешь искусным наездником. Его отношения с лошадьми в лучшем случае можно назвать неоднозначными: в детстве одна из них его сбросила, а на съемках фильма «Цветы лиловые полей» поездки верхом стоили ему хронической травмы спины. Неудивительно, что съемки одной из главных батальных сцен – масштабной кавалерийской атаки, которую верхом на Джоуи возглавляет капитан Николс (Том Хиддлстон) – оказались для режиссера довольно нервными.
Фото со съемок фильма
«В этой сцене у нас было около сотни лошадей, – вспоминает Спилберг. – На экране кажется, что их больше, потому что в некоторых планах я прогонял их по несколько раз и затем использовал наложение – получалось двести лошадей. Было здорово, но я все время боялся, что какой-нибудь конь упадет, об него споткнется следующий и тоже рухнет вместе с всадником. Каждый раз, когда коней пускали в галоп, я чуть из кресла не выпрыгивал».
«Ну что, достаточно грязно»?
Стивен Спилберг несется по ничьей земле, и мы с трудом поспеваем за ним. Представьте себе, что вы попали на самый жуткий музыкальный фестиваль под открытым небом, замените благовония бочками с нефтью, извергающими клубы черного дыма, и увеличьте в тысячу раз количество грязи, скользких мест и луж. От горизонта до горизонта все вокруг буро-коричневое. На пути следования Спилберга нет ни единого кусочка ровной земли (время от времени попадаются дощечки и голые деревья, которые помогают удержаться на ногах, но в основном приходиться полагаться только на самих себя), особенно после того, как художник-постановщик Рик Картер при помощи бульдозеров понаделал здесь огромных воронок. В некоторых из них стоят брошенные танки. Гигантские масштабы фильма отсюда видны куда лучше, чем из траншей.
«Очень трудно даже просто доставить сюда съемочную группу и снять кадр, не говоря уже о каскадерах, – говорит Спилберг. – Да и атмосфера сами видите какая. На Сомме примерно так и было, только по сравнению с тем, что реально пришлось пережить этим ребятам, это все легкие неудобства». Само собой, ему вспоминаются съемки высадки на Омаха-бич из «Спасения рядового Райана». «Когда мы снимали День высадки, я то и дело повторял: »Ребята, не забывайте, что вас-то вечером ждет возвращение в отель«».
После сухого, теплого и уютного павильона «The Volume», где методом performance capture Спилберг снял «Тинтина…» за 28 дней, октябрьская Англия и трясина Первой мировой, наверное, вызывают сильный культурный шок. Вывихнутые лодыжки – последний писк моды в Уисли, и Спилбергу на съемках «Боевого коня» тоже пришлось пройти своеобразный ритуал посвящения.
Кадр из фильма
«Однажды я свалился в люк, – признается он. – Захожу в траншеи, чтобы распланировать первый кадр, иду впереди, смотрю в видоискатель, за мной еще человек пятьдесят… и падаю в двухметровую яму, полную воды. Ребята из съемочной группы говорят, что я в буквальном смысле слова как сквозь землю провалился».
Натянув спасительную бейсболку с надписью «Университет Атланты, выпуск 1961 года», Спилберг переходит к сцене, в которой Альберт в исполнении перемазанного грязью, но от этого не менее привлекательного Джереми Ирвина под взрывами пиропатронов бежит по ничьей земле и прячется за бугорок. Получив от Спилберга простые указания («Задай им жару, брат!»), Ирвин в сопровождении оператора Митча Дьюбина выскакивает из траншеи. «Митчу сейчас кажется, что он опять на Второй мировой, – сообщает Спилберг. – Он был главным оператором в »Райане…«, там ему пришлось бегать за всеми».
Наблюдая за тем, как Спилберг снимает батальные сцены, невозможно не вспомнить «Спасение рядового Райана». Спилберговский шедевр 1998 года не просто содержит самое беспощадно-реалистическое изображение Второй мировой войны в истории кино – этот фильм определил, как в современном кинематографе будут показываться сражения из любых эпох. Приемы, изобретенные Спилбергом и Камински – поворот затвора камеры на 90 градусов для получения более резких и более реалистичных образов, использование Image Shaker, благодаря которому камера сотрясается в унисон со взрывами, – стали неотъемлемой частью арсенала любого отправляющегося на войну кинематографиста. Но, если вы уже однажды собственноручно создали канон изображения войны на экране, как можно показать ее по-другому?
«Януш выстроил визуальный ряд так, чтобы »Боевой конь« был совсем не похож на »Райана…«, – отвечает Спилберг. – Кадры напоминают старые фотографии, дагерротипы, в них гораздо больше коричневого. И мы не применяем ни один из приемов, которыми пользовались в »Райане…«. Единственное сходство в том, что оба фильма военные и оба сняты переносной камерой. Если снимать с плавно движущейся тележки, получится не то. Стабильные кадры годятся только для крупных планов».
Кадр из фильма фильма
«Мне нравится снимать в суровых условиях, – признается он. – Я, конечно, не полезу в огонь только потому, что люблю суровые условия, но работа на свежем воздухе – это по мне. Я люблю бывать под открытым небом. И я могу позволить себе помучаться во время съемок. Серьезно, в этом что-то есть».
И каковы же его впечатления от работы над «Боевым конем»?
«Мне удалось рассказать старомодную историю, используя традиционный инструментарий, который мои предшественники сделали стандартным оборудованием для решения таких задач. Однако современная киноиндустрия отказалась от этих стандартов и ушла в новые технологии, процессы и способы повествования. »Боевой конь« – это старомодная история, куда более старомодная, чем то, что я снимал в последнее время. И мне очень нравится возвращаться к этим старым-престарым, »олдскульным« повествовательным традициям».
Читайте также: