Куда ты скачешь гордый конь знаки препинания

Опубликовано: 30.04.2024

На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво;
Где прежде финский рыболов,
Печальный пасынок природы,
Один у низких берегов
Бросал в неведомые воды
Свой ветхой невод, ныне там
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова,
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.
Люблю зимы твоей жестокой
Недвижный воздух и мороз,
Бег санок вдоль Невы широкой,
Девичьи лица ярче роз,
И блеск, и шум, и говор балов,
А в час пирушки холостой
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость,
В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих знамен победных,
Сиянье шапок этих медных,
На сквозь простреленных в бою.
Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром,
Когда полнощная царица
Дарует сына в царской дом,
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя вешни дни, ликует.
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия;
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Была ужасная пора,
Об ней свежо воспоминанье…
Об ней, друзья мои, для вас
Начну свое повествованье.
Печален будет мой рассказ.
Над омраченным Петроградом
Дышал ноябрь осенним хладом.
Плеская шумною волной
В края своей ограды стройной,
Нева металась, как больной
В своей постеле беспокойной.
Уж было поздно и темно;
Сердито бился дождь в окно,
И ветер дул, печально воя.
В то время из гостей домой
Пришел Евгений молодой…
Мы будем нашего героя
Звать этим именем. Оно
Звучит приятно; с ним давно
Мое перо к тому же дружно.
Прозванья нам его не нужно,
Хотя в минувши времена
Оно, быть может, и блистало
И под пером Карамзина
В родных преданьях прозвучало;
Но ныне светом и молвой
Оно забыто. Наш герой
Живет в Коломне; где-то служит,
Дичится знатных и не тужит
Ни о почиющей родне,
Ни о забытой старине.
Итак, домой пришед, Евгений
Стряхнул шинель, разделся, лег.
Но долго он заснуть не мог
В волненье разных размышлений.
О чем же думал он? о том,
Что был он беден, что трудом
Он должен был себе доставить
И независимость и честь;
Что мог бы бог ему прибавить
Ума и денег. Что ведь есть
Такие праздные счастливцы,
Ума недальнего, ленивцы,
Которым жизнь куда легка!
Что служит он всего два года;
Он также думал, что погода
Не унималась; что река
Всё прибывала; что едва ли
С Невы мостов уже не сняли
И что с Парашей будет он
Дни на два, на три разлучен.
Евгений тут вздохнул сердечно
И размечтался, как поэт:
«Жениться? Мне? зачем же нет?
Оно и тяжело, конечно;
Но что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов;
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою.
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу, Параше
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят…»
Так он мечтал. И грустно было
Ему в ту ночь, и он желал,
Чтоб ветер выл не так уныло
И чтобы дождь в окно стучал
Не так сердито…
Сонны очи
Он наконец закрыл. И вот
Редеет мгла ненастной ночи
И бледный день уж настает…
Ужасный день!
Нева всю ночь
Рвалася к морю против бури,
Не одолев их буйной дури…
И спорить стало ей невмочь…
Поутру над ее брегами
Теснился кучами народ,
Любуясь брызгами, горами
И пеной разъяренных вод.
Но силой ветров от залива
Перегражденная Нева
Обратно шла, гневна, бурлива,
И затопляла острова,
Погода пуще свирепела,
Нева вздувалась и ревела,
Котлом клокоча и клубясь,
И вдруг, как зверь остервенясь,
На город кинулась. Пред нею
Всё побежало, всё вокруг
Вдруг опустело — воды вдруг
Втекли в подземные подвалы,
К решеткам хлынули каналы,
И всплыл Петрополь как тритон,
По пояс в воду погружен.
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
Народ
Зрит божий гнев и казни ждет.
Увы! всё гибнет: кров и пища!
Где будет взять?
В тот грозный год
Покойный царь еще Россией
Со славой правил. На балкон,
Печален, смутен, вышел он
И молвил: «С божией стихией
Царям не совладеть». Он сел
И в думе скорбными очами
На злое бедствие глядел.
Стояли стогны озерами,
И в них широкими реками
Вливались улицы. Дворец
Казался островом печальным.
Царь молвил — из конца в конец,
По ближним улицам и дальным
В опасный путь средь бурных вод
Его пустились генералы
Спасать и страхом обуялый
И дома тонущий народ.
Тогда, на площади Петровой,
Где дом в углу вознесся новый,
Где над возвышенным крыльцом
С подъятой лапой, как живые,
Стоят два льва сторожевые,
На звере мраморном верхом,
Без шляпы, руки сжав крестом,
Сидел недвижный, страшно бледный
Евгений. Он страшился, бедный,
Не за себя. Он не слыхал,
Как подымался жадный вал,
Ему подошвы подмывая,
Как дождь ему в лицо хлестал,
Как ветер, буйно завывая,
С него и шляпу вдруг сорвал.
Его отчаянные взоры
На край один наведены
Недвижно были. Словно горы,
Из возмущенной глубины
Вставали волны там и злились,
Там буря выла, там носились
Обломки… Боже, боже! там —
Увы! близехонько к волнам,
Почти у самого залива —
Забор некрашеный, да ива
И ветхий домик: там оне,
Вдова и дочь, его Параша,
Его мечта… Или во сне
Он это видит? иль вся наша
И жизнь ничто, как сон пустой,
Насмешка неба над землей?
И он, как будто околдован,
Как будто к мрамору прикован,
Сойти не может! Вкруг него
Вода и больше ничего!
И, обращен к нему спиною,
В неколебимой вышине,
Над возмущенною Невою
Стоит с простертою рукою
Кумир на бронзовом коне.
Но вот, насытясь разрушеньем
И наглым буйством утомясь,
Нева обратно повлеклась,
Своим любуясь возмущеньем
И покидая с небреженьем
Свою добычу. Так злодей,
С свирепой шайкою своей
В село ворвавшись, ломит, режет,
Крушит и грабит; вопли, скрежет,
Насилье, брань, тревога, вой.
И, грабежом отягощенны,
Боясь погони, утомленны,
Спешат разбойники домой,
Добычу на пути роняя.
Вода сбыла, и мостовая
Открылась, и Евгений мой
Спешит, душою замирая,
В надежде, страхе и тоске
К едва смирившейся реке.
Но, торжеством победы полны,
Еще кипели злобно волны,
Как бы под ними тлел огонь,
Еще их пена покрывала,
И тяжело Нева дышала,
Как с битвы прибежавший конь.
Евгений смотрит: видит лодку;
Он к ней бежит как на находку;
Он перевозчика зовет —
И перевозчик беззаботный
Его за гривенник охотно
Чрез волны страшные везет.
И долго с бурными волнами
Боролся опытный гребец,
И скрыться вглубь меж их рядами
Всечасно с дерзкими пловцами
Готов был челн — и наконец
Достиг он берега.
Несчастный
Знакомой улицей бежит
В места знакомые. Глядит,
Узнать не может. Вид ужасный!
Всё перед ним завалено;
Что сброшено, что снесено;
Скривились домики, другие
Совсем обрушились, иные
Волнами сдвинуты; кругом,
Как будто в поле боевом,
Тела валяются. Евгений
Стремглав, не помня ничего,
Изнемогая от мучений,
Бежит туда, где ждет его
Судьба с неведомым известьем,
Как с запечатанным письмом.
И вот бежит уж он предместьем,
И вот залив, и близок дом…
Что ж это.
Он остановился.
Пошел назад и воротился.
Глядит… идет… еще глядит.
Вот место, где их дом стоит;
Вот ива. Были здесь вороты —
Снесло их, видно. Где же дом?
И, полон сумрачной заботы,
Все ходит, ходит он кругом,
Толкует громко сам с собою —
И вдруг, ударя в лоб рукою,
Захохотал.
Ночная мгла
На город трепетный сошла;
Но долго жители не спали
И меж собою толковали
О дне минувшем.
Утра луч
Из-за усталых, бледных туч
Блеснул над тихою столицей
И не нашел уже следов
Беды вчерашней; багряницей
Уже прикрыто было зло.
В порядок прежний всё вошло.
Уже по улицам свободным
С своим бесчувствием холодным
Ходил народ. Чиновный люд,
Покинув свой ночной приют,
На службу шел. Торгаш отважный,
Не унывая, открывал
Невой ограбленный подвал,
Сбираясь свой убыток важный
На ближнем выместить. С дворов
Свозили лодки.
Граф Хвостов,
Поэт, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов.
Но бедный, бедный мой Евгений …
Увы! его смятенный ум
Против ужасных потрясений
Не устоял. Мятежный шум
Невы и ветров раздавался
В его ушах. Ужасных дум
Безмолвно полон, он скитался.
Его терзал какой-то сон.
Прошла неделя, месяц — он
К себе домой не возвращался.
Его пустынный уголок
Отдал внаймы, как вышел срок,
Хозяин бедному поэту.
Евгений за своим добром
Не приходил. Он скоро свету
Стал чужд. Весь день бродил пешком,
А спал на пристани; питался
В окошко поданным куском.
Одежда ветхая на нем
Рвалась и тлела. Злые дети
Бросали камни вслед ему.
Нередко кучерские плети
Его стегали, потому
Что он не разбирал дороги
Уж никогда; казалось — он
Не примечал. Он оглушен
Был шумом внутренней тревоги.
И так он свой несчастный век
Влачил, ни зверь ни человек,
Ни то ни сё, ни житель света,
Ни призрак мертвый…
Раз он спал
У невской пристани. Дни лета
Клонились к осени. Дышал
Ненастный ветер. Мрачный вал
Плескал на пристань, ропща пени
И бьясь об гладкие ступени,
Как челобитчик у дверей
Ему не внемлющих судей.
Бедняк проснулся. Мрачно было:
Дождь капал, ветер выл уныло,
И с ним вдали, во тьме ночной
Перекликался часовой…
Вскочил Евгений; вспомнил живо
Он прошлый ужас; торопливо
Он встал; пошел бродить, и вдруг
Остановился — и вокруг
Тихонько стал водить очами
С боязнью дикой на лице.
Он очутился под столбами
Большого дома. На крыльце
С подъятой лапой, как живые,
Стояли львы сторожевые,
И прямо в темной вышине
Над огражденною скалою
Кумир с простертою рукою
Сидел на бронзовом коне.
Евгений вздрогнул. Прояснились
В нем страшно мысли. Он узнал
И место, где потоп играл,
Где волны хищные толпились,
Бунтуя злобно вкруг него,
И львов, и площадь, и того,
Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой,
Того, чьей волей роковой
Под морем город основался…
Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошел
И взоры дикие навел
На лик державца полумира.
Стеснилась грудь его. Чело
К решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманом,
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь. Он мрачен стал
Пред горделивым истуканом
И, зубы стиснув, пальцы сжав,
Как обуянный силой черной,
«Добро, строитель чудотворный! —
Шепнул он, злобно задрожав, —
Ужо тебе. » И вдруг стремглав
Бежать пустился. Показалось
Ему, что грозного царя,
Мгновенно гневом возгоря,
Лицо тихонько обращалось…
И он по площади пустой
Бежит и слышит за собой —
Как будто грома грохотанье —
Тяжело-звонкое скаканье
По потрясенной мостовой.
И, озарен луною бледной,
Простерши руку в вышине,
За ним несется Всадник Медный
На звонко-скачущем коне;
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
И с той поры, когда случалось
Идти той площадью ему,
В его лице изображалось
Смятенье. К сердцу своему
Он прижимал поспешно руку,
Как бы его смиряя муку,
Картуз изношенный сымал,
Смущенных глаз не подымал
И шел сторонкой.
Остров малый
На взморье виден. Иногда
Причалит с неводом туда
Рыбак на ловле запоздалый
И бедный ужин свой варит,
Или чиновник посетит,
Гуляя в лодке в воскресенье,
Пустынный остров. Не взросло
Там ни былинки. Наводненье
Туда, играя, занесло
Домишко ветхой. Над водою
Остался он как черный куст.
Его прошедшею весною
Свезли на барке. Был он пуст
И весь разрушен. У порога
Нашли безумца моего,
И тут же хладный труп его
Похоронили ради бога.

«Повести покойного Ивана Петровича Белкина»

БЕЛКИН ИВАН ПЕТРОВИЧ

«Роман в письмах»

«Руслан и Людмила»

РАТМИР. РОГДАЙ. ФАРЛАФ

Цензурная история «Медного Всадника». Жанровая природа стихотворной повести

Цельность контраста: противоречия одического стиля

«Блаженная Аркадия любви…»: парадоксы идиллического мира

Повесть невстреч: двойственность героев и раздвоение сюжета

Рисунки А. С. Пушкина

Александр Архангельский

«Герои Пушкина»

Очерки литературной характерологии

Герои Пушкина - _1.jpg

Герои Пушкина - _2.jpg

Герои Пушкина - _3.jpg

Предисловие

Герои Пушкина - _4.jpg

Книга «Герои Пушкина» адресована студентам-филологам, преподавателям вузов; ее можно использовать при изучении основного курса истории русской литературы XIX века и как пособие по спецкурсу, посвященному творчеству Пушкина. Она может оказаться полезной и для абитуриентов, учителей, старшеклассников специализированных гуманитарных лицеев и гимназий. То есть книга обращена к достаточно широкому кругу любителей русской словесности. Поэтому от нее следует ждать не столько самостоятельных научных открытий и прорыва в область неизведанного, сколько связного и по возможности удобопонятного изложения существующих точек зрения на предмет, хотя автор, естественно, стремился уточнить, развить, оспорить некоторые распространенные мнения, привлечь внимание читателя к новым наблюдениям над пушкинскими текстами.

Книга состоит из трех частей.

В первой части кратко рассмотрен теоретический аспект проблемы литературного героя, дан самый общий очерк культурной ситуации, на фоне которой формировалось пушкинское представление о литературном герое, предложена предельно сжатая характеристика системы его персонажей, осмыслена литературная логика постоянных перемен, сдвигов внутри этой системы.

Вторая часть состоит из монографических статей, посвященных отдельным пушкинским персонажам. Под тем или иным углом зрения (построение образа, место в сюжете и др.) рассмотрены сюжетно значимые герои практически всех завершенных эпических и лиро-эпических сочинений Пушкина, исключая сказки, [1] а также некоторых незаконченных текстов («Роман в письмах», «Рославлев»). Названия произведений служат аналогами «разделов» и выстроены в алфавитном порядке. Чтобы отыскать в содержании необходимую статью о литературном герое, нужно сначала найти название произведения, в котором он действует (например, «Капитанская дочка»), а затем внутри «раздела» выбрать требуемую статью — также по алфавиту («Гринев» — «Пугачев» — «Швабрин»). В случае, если произведение состоит из нескольких фабульно самостоятельных текстов, вводится дополнительная рубрикация — под «шапкой» основного произведения («Повести Ивана Петровича Белкина») даются названия «малых» текстов, причем не в алфавитном порядке, а в том, какой предусмотрен пушкинской композицией («Выстрел» — «Метель» — «Гробовщик» — «Станционный смотритель» — «Барышня-крестьянка»). В основу второй части положены статьи, предназначавшиеся для «Энциклопедии литературных героев. Русская литература XVII — первой половины XIX века» (М.: Олимп, 1997); все они расширены, значительно переработаны, избавлены от опечаток и ошибок.

В центре внимания третьей части — персонажи стихотворной повести «Медный Всадник», монографический анализ текста которой позволяет проследить, как, из какого литературного и социального «материала» строит Пушкин образы своих героев; каким образом их точки зрения соотносятся с точкой зрения Автора (повествователя) и как смена жанровых установок ведет к неизбежному смещению всех традиционных представлений о «поэмном» герое. В основу третьей части легла моя книга «Стихотворная повесть А. С. Пушкина „Медный Всадник“» (М.: Высшая школа, 1990); для настоящего издания ее текст основательно сокращен и доработан.

Таким образом, проблема литературного героя в творчестве А. С. Пушкина рассмотрена на трех уровнях: теоретическом, описательном и контекстном. Кроме того, читатель может обратиться к литературе, приведенной в конце первой и третьей частей; что касается части второй, то здесь каждый очерк о герое сопровождается минимально необходимой библиографией.

На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво;
Где прежде финский рыболов,
Печальный пасынок природы,
Один у низких берегов
Бросал в неведомые воды
Свой ветхой невод, ныне там
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова,
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.
Люблю зимы твоей жестокой
Недвижный воздух и мороз,
Бег санок вдоль Невы широкой,
Девичьи лица ярче роз,
И блеск, и шум, и говор балов,
А в час пирушки холостой
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость,
В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих знамен победных,
Сиянье шапок этих медных,
На сквозь простреленных в бою.
Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром,
Когда полнощная царица
Дарует сына в царской дом,
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя вешни дни, ликует.
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия;
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Была ужасная пора,
Об ней свежо воспоминанье…
Об ней, друзья мои, для вас
Начну свое повествованье.
Печален будет мой рассказ.
Над омраченным Петроградом
Дышал ноябрь осенним хладом.
Плеская шумною волной
В края своей ограды стройной,
Нева металась, как больной
В своей постеле беспокойной.
Уж было поздно и темно;
Сердито бился дождь в окно,
И ветер дул, печально воя.
В то время из гостей домой
Пришел Евгений молодой…
Мы будем нашего героя
Звать этим именем. Оно
Звучит приятно; с ним давно
Мое перо к тому же дружно.
Прозванья нам его не нужно,
Хотя в минувши времена
Оно, быть может, и блистало
И под пером Карамзина
В родных преданьях прозвучало;
Но ныне светом и молвой
Оно забыто. Наш герой
Живет в Коломне; где-то служит,
Дичится знатных и не тужит
Ни о почиющей родне,
Ни о забытой старине.
Итак, домой пришед, Евгений
Стряхнул шинель, разделся, лег.
Но долго он заснуть не мог
В волненье разных размышлений.
О чем же думал он? о том,
Что был он беден, что трудом
Он должен был себе доставить
И независимость и честь;
Что мог бы бог ему прибавить
Ума и денег. Что ведь есть
Такие праздные счастливцы,
Ума недальнего, ленивцы,
Которым жизнь куда легка!
Что служит он всего два года;
Он также думал, что погода
Не унималась; что река
Всё прибывала; что едва ли
С Невы мостов уже не сняли
И что с Парашей будет он
Дни на два, на три разлучен.
Евгений тут вздохнул сердечно
И размечтался, как поэт:
«Жениться? Мне? зачем же нет?
Оно и тяжело, конечно;
Но что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов;
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою.
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу, Параше
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят…»
Так он мечтал. И грустно было
Ему в ту ночь, и он желал,
Чтоб ветер выл не так уныло
И чтобы дождь в окно стучал
Не так сердито…
Сонны очи
Он наконец закрыл. И вот
Редеет мгла ненастной ночи
И бледный день уж настает…
Ужасный день!
Нева всю ночь
Рвалася к морю против бури,
Не одолев их буйной дури…
И спорить стало ей невмочь…
Поутру над ее брегами
Теснился кучами народ,
Любуясь брызгами, горами
И пеной разъяренных вод.
Но силой ветров от залива
Перегражденная Нева
Обратно шла, гневна, бурлива,
И затопляла острова,
Погода пуще свирепела,
Нева вздувалась и ревела,
Котлом клокоча и клубясь,
И вдруг, как зверь остервенясь,
На город кинулась. Пред нею
Всё побежало, всё вокруг
Вдруг опустело — воды вдруг
Втекли в подземные подвалы,
К решеткам хлынули каналы,
И всплыл Петрополь как тритон,
По пояс в воду погружен.
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
Народ
Зрит божий гнев и казни ждет.
Увы! всё гибнет: кров и пища!
Где будет взять?
В тот грозный год
Покойный царь еще Россией
Со славой правил. На балкон,
Печален, смутен, вышел он
И молвил: «С божией стихией
Царям не совладеть». Он сел
И в думе скорбными очами
На злое бедствие глядел.
Стояли стогны озерами,
И в них широкими реками
Вливались улицы. Дворец
Казался островом печальным.
Царь молвил — из конца в конец,
По ближним улицам и дальным
В опасный путь средь бурных вод
Его пустились генералы
Спасать и страхом обуялый
И дома тонущий народ.
Тогда, на площади Петровой,
Где дом в углу вознесся новый,
Где над возвышенным крыльцом
С подъятой лапой, как живые,
Стоят два льва сторожевые,
На звере мраморном верхом,
Без шляпы, руки сжав крестом,
Сидел недвижный, страшно бледный
Евгений. Он страшился, бедный,
Не за себя. Он не слыхал,
Как подымался жадный вал,
Ему подошвы подмывая,
Как дождь ему в лицо хлестал,
Как ветер, буйно завывая,
С него и шляпу вдруг сорвал.
Его отчаянные взоры
На край один наведены
Недвижно были. Словно горы,
Из возмущенной глубины
Вставали волны там и злились,
Там буря выла, там носились
Обломки… Боже, боже! там —
Увы! близехонько к волнам,
Почти у самого залива —
Забор некрашеный, да ива
И ветхий домик: там оне,
Вдова и дочь, его Параша,
Его мечта… Или во сне
Он это видит? иль вся наша
И жизнь ничто, как сон пустой,
Насмешка неба над землей?
И он, как будто околдован,
Как будто к мрамору прикован,
Сойти не может! Вкруг него
Вода и больше ничего!
И, обращен к нему спиною,
В неколебимой вышине,
Над возмущенною Невою
Стоит с простертою рукою
Кумир на бронзовом коне.
Но вот, насытясь разрушеньем
И наглым буйством утомясь,
Нева обратно повлеклась,
Своим любуясь возмущеньем
И покидая с небреженьем
Свою добычу. Так злодей,
С свирепой шайкою своей
В село ворвавшись, ломит, режет,
Крушит и грабит; вопли, скрежет,
Насилье, брань, тревога, вой.
И, грабежом отягощенны,
Боясь погони, утомленны,
Спешат разбойники домой,
Добычу на пути роняя.
Вода сбыла, и мостовая
Открылась, и Евгений мой
Спешит, душою замирая,
В надежде, страхе и тоске
К едва смирившейся реке.
Но, торжеством победы полны,
Еще кипели злобно волны,
Как бы под ними тлел огонь,
Еще их пена покрывала,
И тяжело Нева дышала,
Как с битвы прибежавший конь.
Евгений смотрит: видит лодку;
Он к ней бежит как на находку;
Он перевозчика зовет —
И перевозчик беззаботный
Его за гривенник охотно
Чрез волны страшные везет.
И долго с бурными волнами
Боролся опытный гребец,
И скрыться вглубь меж их рядами
Всечасно с дерзкими пловцами
Готов был челн — и наконец
Достиг он берега.
Несчастный
Знакомой улицей бежит
В места знакомые. Глядит,
Узнать не может. Вид ужасный!
Всё перед ним завалено;
Что сброшено, что снесено;
Скривились домики, другие
Совсем обрушились, иные
Волнами сдвинуты; кругом,
Как будто в поле боевом,
Тела валяются. Евгений
Стремглав, не помня ничего,
Изнемогая от мучений,
Бежит туда, где ждет его
Судьба с неведомым известьем,
Как с запечатанным письмом.
И вот бежит уж он предместьем,
И вот залив, и близок дом…
Что ж это.
Он остановился.
Пошел назад и воротился.
Глядит… идет… еще глядит.
Вот место, где их дом стоит;
Вот ива. Были здесь вороты —
Снесло их, видно. Где же дом?
И, полон сумрачной заботы,
Все ходит, ходит он кругом,
Толкует громко сам с собою —
И вдруг, ударя в лоб рукою,
Захохотал.
Ночная мгла
На город трепетный сошла;
Но долго жители не спали
И меж собою толковали
О дне минувшем.
Утра луч
Из-за усталых, бледных туч
Блеснул над тихою столицей
И не нашел уже следов
Беды вчерашней; багряницей
Уже прикрыто было зло.
В порядок прежний всё вошло.
Уже по улицам свободным
С своим бесчувствием холодным
Ходил народ. Чиновный люд,
Покинув свой ночной приют,
На службу шел. Торгаш отважный,
Не унывая, открывал
Невой ограбленный подвал,
Сбираясь свой убыток важный
На ближнем выместить. С дворов
Свозили лодки.
Граф Хвостов,
Поэт, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов.
Но бедный, бедный мой Евгений …
Увы! его смятенный ум
Против ужасных потрясений
Не устоял. Мятежный шум
Невы и ветров раздавался
В его ушах. Ужасных дум
Безмолвно полон, он скитался.
Его терзал какой-то сон.
Прошла неделя, месяц — он
К себе домой не возвращался.
Его пустынный уголок
Отдал внаймы, как вышел срок,
Хозяин бедному поэту.
Евгений за своим добром
Не приходил. Он скоро свету
Стал чужд. Весь день бродил пешком,
А спал на пристани; питался
В окошко поданным куском.
Одежда ветхая на нем
Рвалась и тлела. Злые дети
Бросали камни вслед ему.
Нередко кучерские плети
Его стегали, потому
Что он не разбирал дороги
Уж никогда; казалось — он
Не примечал. Он оглушен
Был шумом внутренней тревоги.
И так он свой несчастный век
Влачил, ни зверь ни человек,
Ни то ни сё, ни житель света,
Ни призрак мертвый…
Раз он спал
У невской пристани. Дни лета
Клонились к осени. Дышал
Ненастный ветер. Мрачный вал
Плескал на пристань, ропща пени
И бьясь об гладкие ступени,
Как челобитчик у дверей
Ему не внемлющих судей.
Бедняк проснулся. Мрачно было:
Дождь капал, ветер выл уныло,
И с ним вдали, во тьме ночной
Перекликался часовой…
Вскочил Евгений; вспомнил живо
Он прошлый ужас; торопливо
Он встал; пошел бродить, и вдруг
Остановился — и вокруг
Тихонько стал водить очами
С боязнью дикой на лице.
Он очутился под столбами
Большого дома. На крыльце
С подъятой лапой, как живые,
Стояли львы сторожевые,
И прямо в темной вышине
Над огражденною скалою
Кумир с простертою рукою
Сидел на бронзовом коне.
Евгений вздрогнул. Прояснились
В нем страшно мысли. Он узнал
И место, где потоп играл,
Где волны хищные толпились,
Бунтуя злобно вкруг него,
И львов, и площадь, и того,
Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой,
Того, чьей волей роковой
Под морем город основался…
Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошел
И взоры дикие навел
На лик державца полумира.
Стеснилась грудь его. Чело
К решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманом,
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь. Он мрачен стал
Пред горделивым истуканом
И, зубы стиснув, пальцы сжав,
Как обуянный силой черной,
«Добро, строитель чудотворный! —
Шепнул он, злобно задрожав, —
Ужо тебе. » И вдруг стремглав
Бежать пустился. Показалось
Ему, что грозного царя,
Мгновенно гневом возгоря,
Лицо тихонько обращалось…
И он по площади пустой
Бежит и слышит за собой —
Как будто грома грохотанье —
Тяжело-звонкое скаканье
По потрясенной мостовой.
И, озарен луною бледной,
Простерши руку в вышине,
За ним несется Всадник Медный
На звонко-скачущем коне;
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
И с той поры, когда случалось
Идти той площадью ему,
В его лице изображалось
Смятенье. К сердцу своему
Он прижимал поспешно руку,
Как бы его смиряя муку,
Картуз изношенный сымал,
Смущенных глаз не подымал
И шел сторонкой.
Остров малый
На взморье виден. Иногда
Причалит с неводом туда
Рыбак на ловле запоздалый
И бедный ужин свой варит,
Или чиновник посетит,
Гуляя в лодке в воскресенье,
Пустынный остров. Не взросло
Там ни былинки. Наводненье
Туда, играя, занесло
Домишко ветхой. Над водою
Остался он как черный куст.
Его прошедшею весною
Свезли на барке. Был он пуст
И весь разрушен. У порога
Нашли безумца моего,
И тут же хладный труп его
Похоронили ради бога.

1 цвети наш сад
2 куда ты скачешь гордый конь?
3 навстречу из под крыльца вылез старый почти слепой полкан
4 нет хлебушка гнедко говорил старик
5 может ты счастливее сказал он


1 цвети, наш сад 2 куда ты скачешь, гордый конь 3 навстречу из под крыльца вызез старый, почти слепой полкан 4 "нет хлебушка"- гнедко говорил старик 5 "может ты счастливее"- сказал он Вроде должно быть правильно)) но точно не знапю)

Другие вопросы из категории

что люди умирали после укусов змей, и стали причиной этого ужаса.

Существует более 2000 видов змей. Они живут на земле, в почве, в воде и на деревьях. Но лишь небольшая часть из них - ядовитые змеи.

Что же представляют собой ядовитые зубы змей? Они полые, с отверстием сверху. Эти зубы находятся в верхней челюсти и связаны с ядовитыми железами, расположенными внутри головы. Ядовитую змею нельзя сделать абсолютно безвредной, удалив ее зубы, потому что они могут отрасти заново. Змеи обычно выпускают свой яд в добычу, чтобы убить ее или парализовать до тех пор, пока она не будет съедена.

Яд некоторых змей настолько опасен, что может убить слона. У других это вещество не настолько ядовито. Им можно убить только маленькую ящерицу. Только две сотни ядовитых змей из 412 известных видов считаются опасными для человека.

Две из них - это африканские змеи: гремучая и летающая. Во рту у них имеются клыки. Клыки - это два или три зуба, сильно увеличенные и имеющие желоб с одной стороны.

Прямо над клыками есть отверстие, ведущее к производящей яд железе. Когда ядовитая змея кусает, яд попадает в желоб и по нему поступает в рану, сделанную клыком.

У кобры клыки спереди во рту, по одному с каждой стороны. У большинства кобр желоб клыка прикрыт, образовывает трубку. Ядовитую железу окружают мышцы. Когда змея производит укус, мышцы нажимают на железу. Это влечет за собой поступление яда в желоб, а затем через клык в жертву.

Кобра может впрыскивать яд из клыка, также как поступает жидкость из шприца. Это плюющаяся кобра. Она метит прямо в глаза жертве. Ее струя достигает почти 2,5 метров и почти всегда вызывает слепоту.

У ядовитых змей очень совершенная система поступления яда. Их клыки очень длинные, но могут укладываться во рту так, что рот может закрываться. Когда рот открывается для укуса, челюсть выдвигается вперед, вынося клыки под нужным углом ко глотке.

пообедать было сорно и душно пахло хлебом и шинкованной капустой.

2) Федька видел как с неудержимой силой на них из темноты летел высокий нос парохода не замечая их направляясь в самую середину судна.

3) Герасимов так глянул на своего подкормщика что тот пожалел о заданном вопросе.

4) Ночь была темна оттого что тучи покрывали небо и не пропускали света звезд.

5) Как только полк выехал из Озерного пошел холодный дождь.

6) Издали можно было видеть как рдеют под солнцем гроздья рябины и боярышника.

7) Гринюк задрав подбородок поглядел в небо где время от времени выскальзывал из-под клочьев облаков почти правильный диск луны.

8) В ту минуту когда Иван входил во двор как раз наступила пауза.

9) Старый паром вытащили на берег и крепко-накрепко привязали к древним могучим ветлам чтобы его не унес неудержимый весенний разлив.

10) Уткнув подбородок в снег я мучительно соображал что делать.

Задание 2 РАССТАВЬТЕ ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ, СОСТАВЬТЕ СХЕМУ СПП С НЕСКОЛЬКИМИ ПРИДАТОЧНЫМИ, ОПРЕДЕЛИТЕ ВИДЫ ПРИДАТОЧНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ И ТИП ПОДЧИНЕНИЯ.

Только теперь увидел Фрол что совсем рассвело что у синего подножия утёса над Светлихой качаются белые полосы тумана что камни на берегу стали сизоватыми от утренней росы. ПРИМЕР СХЕМЫ [глаг.], (как. )

мальчики играют в футбол, в " войну" как здорово быть ребенком детство не кончайся.

станц..и. Стоило ему пр..небреч(?) окликом открыть к..литку и вы..ти на пыльную дорогу и (н..)чего(бы) (н..)случилось. Спать не хотелось и я проч..л из этой книги (н..)сколько страниц.

синтаксический разбор предложения(+схему предложения).

Однажды как-то раз Петин кот Василий полез в аквариум за рыбкой и случайно разбил его .Увидел Петя разбитый аквариум и очень испугался за рыбку потому что она была совсем без воды.Взял Петя рыбку и побежал в ванную комнату налил ванную и положил в воду рубу а коту пригразилпальцем.Петя ушёл и оставил рыбку без присмотра.Василий подбежал к двери и прислушался вроде нет никого подумал кот подошёл к ванне с рыбкой вытащил пробку и вся вода ушла вместе с рыбкой.

История создания

Поэма «Медный всадник» написана А. С. Пушкиным в селе Болдине осенью 1833 г. При жизни поэта из всего произведения была опубликована только часть «Вступления» о Петербурге. После по требованию цензуры поэма, показывающая противоречия самодержавной власти, долгое время, до советской эпохи, печаталась в измененном виде (царя нельзя было называть "кумиром", был устранен эпизод «бунт Евгения», без которого менялся смысл произведения, и т. д.; поправки внёс по требованию Николая I В. А. Жуковский). Действие поэмы относится к 1824 году, когда в Петербурге произошло страшное наводнение, принесшее разрушения.

«Медный всадник» – известный памятник Петру I работы скульптора Этьена Фальконе (ныне на Сенатской площади), открытый в 1782 году. Монумент поставлен по инициативе Екатерины II, латинская надпись на памятнике гласит: «Petro primo Catarina secunda» («Петру Первому Екатерина Вторая»). Несмотря на то что у многих из нас памятник с детства вызывает, скорее, положительное чувство причастности к отечественной истории и культуре, скульптура стала символом не только российской государственности, но и российского самодержавия, жесткой власти монарха – противоречивого, во многом отрицательного исторического явления. В поэме Пушкин дает очень точное и одновременно эмоциональное описание памятника Петру:

Образ жертвы самодержавной, жесткой власти – взнузданный «уздой железной», поднятый на дыбы Петром конь, которого можно сравнить с Россией. Гранитный пьедестал «Медного всадника» по форме напоминает волну и также символизирует укрощенную стихию.

Значим подзаголовок поэмы – «Петербургская повесть». Слово «повесть» указывает на реализм произведения (в противовес тому, что в пушкинское время поэма традиционно считалась романтическим жанром). По жанру поэма «Медный всадник» является синтезом (соединением) героической поэмы о величии и мощи царя-преобразователя (см. «Вступление») и реалистического рассказа о трагической судьбе «маленького человека» – бедного петербургского чиновника.

Произведение открывается вступлением, в котором прославляется Петр Великий и его «творенье» – Петербург. Сначала мы видим Петра I, охваченного грандиозными государственными замыслами: «Природой здесь нам суждено в Европу прорубить окно, ногою твердой стать при море», – затем – его город через сто лет после основания. Показаны положительные результаты петровских преобразований. Автор признается в любви к прекрасному городу: «Люблю тебя, Петра творенье, // Люблю твой строгий, стройный вид…», – выражает надежду на то, что «град Петров» будет стоять «неколебимо, как Россия».

Перечитаем поэму Пушкина

Часть первая

Основная часть поэмы представляет собой резкий контраст с блестящим «Вступлением». Она начинается словами: «Была ужасная пора, // Об ней свежо воспоминанье…»

В первой части читатель знакомится с главным героем – бедным чиновником Евгением (от греческого «благородный»). Евгений происходит из древнего и некогда известного рода («прозванье» - фамилия):

Мы знаем, что Петр пресек существование дворянских династий, ценя приближенных за их дела, а не за родовитость, но вместе со старым дворянством ушла и особая нравственная высота: то, что предки Евгения не смогли проявить себя при Петре, свидетельствует не только об их пассивности, но и об их достоинстве, скромности, умении довольствоваться малым. Кстати, Евгений живет в Коломне – районе для небогатых людей, где жили и Пушкины.

Мысли героя, возвратившегося из гостей, – о бедности, труде, непогоде (Нева прибывает, с реки, возможно, сняли мосты, и молодой человек два-три дня не увидит возлюбленной Параши), о том, что он молод (служит чиновником всего 2 года), о любви к Параше, женитьбе, будущем семействе, детях:

По сравнению с идеей государственных преобразований думы «маленького человека» Евгения ничтожны. Однако нельзя не заметить, что герой нацелен на созидание, готов нести ответственность, что для него, как и для Пушкина, значимы семья, семейные ценности.

Далее изображена картина наводнения. От сильного ветра река Нева, впадающая в Финский залив, идет вспять. Улицы превращены в реки, площади («стогны») – в озера.

Огромную разрушительную силу стихии можно было бы сравнить с бунтом: «Осада! приступ! злые волны, // Как воры, лезут в окна», «Народ //зрит божий гнев и казни ждет. // Увы! все гибнет: кров и пища!». Об этом же говорит реакция монарха: на балкон выходит царь Александр I, «печален, смутен», и молвит: «С божией стихией // Царям не совладеть» (не совладать, не справиться).

Пушкин выражает смелую мысль о том, что земной правитель не всесилен и судьба царя также зависит от воли провидения (поэтому произведение и было подвергнуто цензуре). Вспомним также, что наводнение произошло в 1824 году – за год до восстания декабристов, так что напрашивается невольная параллель с восстанием, хотя и подавленным, но представлявшим серьезную угрозу самодержавию.

Перечитаем поэму Пушкина

Евгений, застигнутый наводнением на улице, спасается, взобравшись на одного из двух мраморных львов, стоящих у входа в новый дом «на площади Петровой» (это здание известно как дом А. Я. Лобанова-Ростовского на Исаакиевской площади – так называемый «Дом со львами»). Вокруг молодого человека – «вода и больше ничего». Герой переживает не за себя, а за возлюбленную и ее мать, живущих у самого Финского залива:

Символическая деталь: «обращен… спиною» к Евгению, «в неколебимой вышине, над возмущенною Невою стоит с простертою рукою кумир на бронзовом коне», – несчастья жителей Петербурга, связанные со стихийным бедствием, как будто произошли по косвенной вине Петра, ради осуществления своих грандиозных замыслов возведшего новую столицу в таком неподходящем с точки зрения природных условий месте и не замечающего «маленьких людей», стоящего к ним «спиною».

Перечитаем поэму Пушкина

Часть вторая

Наконец «насытясь разрушеньем», Нева принимает свое обычное направление. «Вода сбыла», и Евгений с замирающей душой спешит к Параше. Он нанимает лодку; борясь с волнами, челн достигает берега. Герой бежит к дому возлюбленной, но видит, что постройку смыло наводнением: «Что ж это. // Он остановился. // Пошел назад и воротился. // Глядит… идет… еще глядит. // Вот место, где их дом стоит; // Вот ива. Были здесь вороты – // Снесло их, видно. Где же дом?» Герой сходит с ума от потери: «И, полон сумрачной заботы, // Все ходит, ходит он кругом, //Толкует громко сам с собою – // И вдруг, ударя в лоб рукою, // Захохотал».

После наводнения жизнь людей постепенно возвращается на круги своя и начинает течь по-старому. Но Евгений не может оправиться от потрясения. Душевнобольной, он не возвращается к себе домой ни через неделю, ни через месяц – становится бродягой, живет кое-как, оглушенный «шумом внутренней тревоги», не замечая ничего вокруг:

Перечитаем поэму Пушкина

Однажды, в конце лета, ночью, когда идет дождь и воет ветер, Евгений вскакивает и вспоминает «прошлый ужас». Персонаж начинает бродить по улице и приходит к дому со львами, где его когда-то застал потоп. Герой вновь видит памятник Петру I – «кумира с простертою рукою… на бронзовом коне»: «Ужасен он в окрестной мгле! // Какая дума на челе! // Какая сила в нем сокрыта!»

Безумный герой готов на минутный бунт. Узнав место и «того, // Кто неподвижно возвышался // Во мраке медною главой, // Того, чьей волей роковой // Над морем город основался», «безумец бедный» «взоры дикие навел // На лик державца полумира» и в тревоге и гневе («по сердцу пламень пробежал, вскипела кровь», «зубы стиснув, пальцы сжав, как обуянный черной силой», «злобно задрожав») шепнул: «Добро, строитель чудотворный. // Ужо тебе. »

Однако тут же Евгений бросается бежать: душевнобольному кажется, что лицо грозного царя с выражением гнева обращается к нему… Герой бежит по пустой площади и слышит за собой, «как будто грома грохотанье», тяжелый топот медных копыт по мостовой. Всю ночь несчастный мечется по городу, и ему мерещится, что страшный всадник преследует его.

С тех пор, когда Евгению случалось приближаться к Петровой площади, он прижимал руку к сердцу, «как бы его смиряя муку», «картуз изношенный сымал, смущенных глаз не подымал и шел сторонкой».

В финале поэмы изображена смерть «безумца бедного» – предположительно, на пороге смытого наводнением домика возлюбленной, найденного им.

Перечитаем поэму Пушкина

Проблематика. Противоречивый образ Петра. Образ «маленького человека» – жертвы истории

Поэма поднимает проблему столкновения личности с неизбежным ходом истории, государственной необходимостью. Образ Петра в произведении – олицетворение государственной необходимости. Отношение Пушкина к Петру и его преобразованиям в поэме двойственное. Произведение показывает, что грандиозные государственные реформы, имеющие благую цель, ведут не только к положительным изменениям в обществе, но и к страданию не видимых в масштабах государства единиц, разрушению отдельных жизней. Жертвами государственной необходимости становятся беззащитные «маленькие люди», частные судьбы которых не берутся в расчет правителями.

Читайте также: