Что читали ребята пока пасли овец

Опубликовано: 23.04.2024

Я пишу только для детей, и в этом моя особенность, и этим я могу быть интересен людям.
Г.П.Михасенко

Цели: стимулировать интерес учеников к чтению произведений местных авторов, познакомить с биографией и творчеством Г.П.Михасенко, развивать творческие способности и познавательную активность.

Оборудование:

- портрет писателя
- выставка книг
- стенгазеты, выпущенные учениками
- рисунки к произведению
- карточки с эпизодами

Ход мероприятия:

Добрый день! Сегодня мы приглашаем вас к разговору о творчестве нашего земляка, Геннадия Павловича Михасенко.
Геннадий Павлович Михасенко родился 16 февраля 1936 года в Славгороде Алтайского края в семье кадрового военнослужащего. В начале Великой Отечественной войны отец ушёл на фронт, а мать с сыном перебралась в деревню Кандаурово Новосибирской области. Здесь прошло детство писателя и те события, о которых позднее расскажет Геннадий Павлович в своей автобиографической повести «Кандаурские мальчишки». До конца войны, до мирных дней, прожили мать и сын, горячо веря в возвращение отца. И он пришёл, принеся в дом память о павших товарищах, о фронтовом братстве и удивление, что под таким огнём уцелел.

После войны семья переезжает в Новосибирск, с этим городом связаны школьные и институтские годы будущего писателя. После окончания инженерно-строительного института он работает на строительстве Братской ГЭС. Здесь стал он профессиональным писателем, прибавив к техническому образованию ещё и Высшие литературные курсы.

Сначала не просто было решить: что выбрать? Тянуло и к стихам, и к прозе, пробовал работать над пьесой, писал понемногу автобиографическую повесть. Первая книга – «Кандаурские мальчишки» - вышла в Новосибирске в 1959 году. Многообразная личная одарённость писателя передаётся его литературным героям: многие из них рифмуют, упражняются в языках, овладевают техникой рисования. Михасенко принципиально считает, что нет человека без таланта, и в ребячьих характерах он всегда старается высветить, выявить творческую способность личности, а значит поднять её над заурядностью житейской, вдохнуть веру в её собственные силы. Воспитанию добрых чувств служат книги писателя.

С интересными фактами биографии писателя вас познакомит библиотекарь

Ведущий 1: конкурс-разминка

Ребята, вы познакомились с повестью Геннадия Павловича «Кандаурские мальчишки». Давайте проверим, насколько внимательно вы читали произведение. За каждый правильный ответ на мои вопросы, вы получаете жетон.

«Узнай героя»

Звуки вылетали изо рта её быстро – тара-тара-тара-тара,- как из трубы старинного испорченного граммофона. (Марфа Граммофониха).
Самой знаменитой частью на голове его были уши – большие, как вареники, которые разварились и из которых выпала начинка. (Колька)
Его не смущало ни то, что галифе стянуты где-то под мышками, ни то, что в пилотку вместо звезды ввинчен железнодорожный крестик. (Петька Лейтенант)
Кепка сидела на его голове, как всегда, небрежно – козырьком вбок. Он никогда не заботился о том, чтобы надеть её правильно – как подвернулась кепка под руку, так он её и нахлобучил на голову, а где козырёк – не имеет значения, лишь бы вихры не лезли в глаза. Лицо его, в частых веснушках – точно недоспелые маковинки въелись в кожу. (Шурка)
Маленькая, с льняными волосёнками, не знавшими гребёнок, в платьице-колокольчике и босиком. (Нюська, сестра Шурки)
Молчаливые и спокойные, слишком грамотные и гордые. Была в их жизни какая-то непонятная строгость и скрытность. Глаза у одного голубые, до того голубые, что, наверное, голубеет лицо от его взгляда, Второй не походил на всех, он не казался забавным, что-то было в нём серьёзное, занимался моделированием самолётов. (Витя и Толя Кожины)
Вы не забывайте старика, а то я в тоску впадаю… Только что мухи, вот суседи вроде… Семьдесят лет прожил, а мух как следует не знал, летают, леший их возьми, а кто такие – убей, не скажу… (дед Митрофан)
Парень он крепкий, как сруб. И ума не пойдёт занимать. Он получал две газеты и частенько на вечёрках рассказывал про события на фронтах и про жизнь в Африках. (Брат Миши – Анатолий)
Таких женщин, как она, поискать да поискать, хоть и городская, а своя: и к людям всей душой, и никакой работы не чурается. (Лена, мама Миши)
У него большой нос, который на семерых рос, а одному достался. С другим носом он выглядел бы смешно. Волосы густые и длинные. В углу лба – шрам, уходящий в волосы, как тропинка в лес. (Отец Мишки, Павел)
От раны сохранилась лишь маленькая ямочка-шрам, которая прощупывалась под волосами. Вот и с папой он выровнялся: у папы – шрам и у него – шрам. (Мишка, главный герой)
Он был нашим любимцем. Необычайно сильный и красивый, не кусался, не лягался, не уросил. (Конь Игренька)
Рыжая костлявая кобылёнка, носившая непонятную кличку. (Греза)
Она была или задумчивой, или глупой. Всегда проходила мимо своего двора и, если её не остановить, могла спокойно пройти всю деревню и выйти в поле и ещё дальше. Поэтому её встречали каждый вечер и провожали в хлев. (Корова Пеганка)
Одна антиресная личность – баран. Вот ворота покалечены – его дело, он всё наковырял нехристь! Старается, будто трудодни зарабатывает. Рога по два раза завиты, сам как чёрт и звать … (Чертило)

Ведущий 2: конкурс рисунков

Приглашаем всех, кто нарисовал иллюстрации к произведению, ребята демонстрируют рисунки, а зрители угадывают, какой эпизод изображён. За правильный ответ получаете жетоны.

Рисунок 1. (Ответ - Выгоню его со стадом, а через час он вертается… );
Рисунок 2 (Ответ - Петька вскочил на брёвна и, как только бык поравнялся с ним, кошкой бросился ему на хребет… Шарахнувшись несколько раз в стороны и не сбросив мальчишку, клещом вцепившегося в спину, бык задрал хвост и с рёвом пустился по улице)

Ведущий 1: конкурс «Найди своё место»

Приглашаются все, кто получил жетоны в 1 и 2 конкурсах, участники делятся на две команды, каждой команде выдаются карточки с названием эпизода и кратким описанием на обороте. Надо восстановить последовательность событий и занять своё место в цепи, чья команда быстрее справится, та и победила. Зрители следят за правильностью выполнения, при затруднении подсказывают.

(1 команда получает карточки по I части повести)

У Марфы Граммофонихи загорелась баня…
- Пусть, окаянная, сгорит. У меня уж для новой брёвна припасены. А от этой всё одно никакой пользы, один страх.

Когда в колхозе начался сенокос, для нас нашлось дело…
- Что, мужички, помогать рвётесь? Тогда слушайте. Сейчас приедут на Игреньке. Так вот, выпрягайте и уминайте траву! Ясно?

Утром мы впервые выгоняли стадо… Шурка побежал открывать овчарню. Колька занял пост у входа в коровник, чтобы не пускать туда овец, а я остался за оградой, преграждая путь в переулок.

Под кустом, шагах в десяти от нас, в том месте, где начинались сплошные тальниковые заросли, лежала Хромушка. Она судорожно билась и урывками вскрикивала, потом вдруг запрокинула голову, перекатилась на спину, как играющая лошадь, и мы увидели нож, торчащий из-под оттопыренной ноги.

Мы подсели к чашке с мёдом. Соты таяли во рту. Сперва казалось, что не будет конца нашим жадным глоткам… Но пятую ложку мы тянули в рот вяло, восьмую я вовсе не дотянул, но Колька осилил и восьмую, и девятую.

Действие началось. На сцену вышел высокий фашистский генерал с разбухшим животом, с одним стёклышком у глаз вместо нормальных очков. Генерал заговорил маминым голосом. Ого-го-го! Забавно она преобразилась.

А теперь я хочу сказать нашим детишкам спасибо, спасибо от имени правления колхоза и от всех вас… А наших пастухов я порадую: пасечник Степаныч велел передать им вот эти патроны, пять штук…

- Меня змея шваркнула, - выдохнул Колька.
- А ну, давай! – Шурка схватил Колькину ногу, опрокидывая того на спину, и впился в щиколотку губами. Щёки его мигом ввалились – он высасывал яд. То и дело сплёвывая, он оторвался, наконец. – Ну, как теперь?

(2 команда получает карточки по II части повести)

В нашем полку прибыло

Скрипучая дверь стремительно откинулась, и на крыльцо шагнул Витька, в серых брюках до пяток, в ботинках и в белой рубахе.
- Значит, пасти? – проговорил вдруг Петька.
Витька замер на приступке.
- Пасти…
- Ладно, попасём. – Ребята повернулись и неторопливо двинулись к скотному.

Витька зажёг спичку и через нос бросил её в череп. Маска, бесформенная в темноте, выявилась вдруг во всей своей жути. Глаза, круглые и большие, острый филиний нос горели, резко вырисовывая на бревенчатой стене избы дрожащие золотые пятаки. Особенно страшными были зубные прорези. Пакля начала чадить, и через глазницы повалила копоть. Шурка поднёс горящую тыкву к окну.

Преступнику не удалось отобрать у Кольки улику

При слабом желтом свете лучины они разом разглядели слово «ТИМ», нацарапанное на чёрной рукоятке. Нелепые, но чёткие буквы стояли не рядом, а с разрядкой: «Т И М».

В трясине завязла овечка

Метрах в двух-трёх от нас, посередине ржавой, пузырящейся полыньи, билась овечка. Увидев нас, она на миг утихла, затем начала рваться ещё яростнее. Трясина колыхалась, как студень, глубже втягивая её.

В тайгу за шишками

- Тикайте…шест кидаю.
Мы стали под кедры: я под тот, где сидел Колька, а Витька – под соседний… Возник нарастающий стремительный шум… Я почувствовал удар, схватился за голову… И вдруг кедры вздрогнули перед глазами, качнулись и повалились на бок. Я рухнул во влажный мох…

Низкий сруб бани блестел в темноте, рядом валялись брёвна, сброшенные когда-то нами на землю. Мы как можно осторожнее принялись за дело. Шурка, Петька и Колька кое-что смыслили в том, как класть сруб, поэтому они взобрались наверх, а мы втроём взялись за бревно. Мы сели отдыхать внутри сруба… Сердце полнилось радостью.

Письмо с фронта

Папа был ранен, потерял сознание, оказался в фашистском тылу. Ему удалось бежать. Потом они наткнулись на партизан. Они пускали по откос фашистские эшелоны, забрасывали гранатами автоколонны…

Придерживая пропеллер одной рукой, Толик другой поднял модель над головой и с толчком пустил…Белый, он исчезал на фоне облаков, потом вдруг вырывался на голубой простор… казалось, он никогда не приземлится, а будет вот так летать и летать… И наше детство – оно тоже летело…

Ведущий 2: конкурс переводчиков

Приглашаю принять участие в конкурсе всех желающих. Я называю слова, а вы поясните их, раскройте значение, смысл.

Хлев – стайка, сарай, специальное помещение для содержания домашнего скота.
Поскотина – пастбище, выгон, прилегающий к деревне.
Кошара – помещение для овец.
Матка – перекладина на потолке.
Портки – штаны.
Чуни – верёвочные лапти.
Согра – болотистый лес.
Хмара – тёмное облако, туча, густой туман, мгла.
«Шмоньки» - прошлогодние гнилушки картофеля.
Прогагарили – просмотрели.
Не уторкать – не успокоить, не уложить.

Ведущий1: Конкурс «Лабиринт»

Я буду задавать вопросы и называть три варианта ответа, кто считает, что правильный ответ под номером один, бежит к цифре 1, если верный ответ под номером 2, бежит к цифре 2, если 3, то к цифре 3 (цифры прикреплены на стене). Сначала участвует весь зал, потом те игроки, которые верно выбрали ответ, и так до победителя.

Каким способом мальчики доставили раненую Хромушку в стойло?

несли на руках
привязали к Чертиле
позвали взрослых

Какая роль досталась Мишке в постановке пьесы?

фашистского генерала
русского разведчика
звонка

Каким способом Колька собирал шишки в тайге?

забрался на кедр с помощью ремня
шишковал колотом
подбирал опавшие

Как мальчики спасались от комаров в тайге?

намазались мазью
развели костёр
надели накомарники

В какую игру любили играть мальчишки весной на солнцепёке возле школы?

лапта
бабки
прятки

Чем Петька ловил гольянов?

удочкой
руками
портками

Как Анатолий объяснил мальчишкам, что такое тайга?

советские джунгли
хвойный лес
лиственный лес

Витя читал больному Мише «Золотой ключик», кто автор?

Толстой, который с бородой
Толстой без бороды
Ершов

Чем увлекался Толя?

шахматами
сочинял стихи
моделированием самолетов

Зачем бабушка Акулова загадывала загадки больному Мишке?

развлекала
проверить, светлая ли у него голова
отвлекала от грустных мыслей

Ведущий 1: Дополнительные вопросы победителям.

1. Отгадайте загадки бабушки Акуловой:

на болоте плачет, а с болота нейдёт (кулик)
Заря-заряница, красная девица, врата запирала, по полю гуляла, ключи потеряла, месяц видел, а солнце украло (роса)
Стоит дерево, дерево ханское, платье шемаханское, цветы ангельски, когти дьявольски (шиповник)

2. Как изменились герои за три летних месяца?
3. Кто из героев вам понравился?

Ведущий 2: А сейчас предлагаю послушать ребят, которые написали отзыв на произведение.

События повести происходят в деревне Кандаур в годы войны. Автор рассказывает о ребятах, которые сначала бездельничали, но потом стали пастухами. Самое сильное впечатление на меня произвело описание старого кладбища, где Кожины, Витя и Толик, похоронили маму, а отец их погиб на фронте. Ребята остались сиротами. Но жители деревни поручили заботу о них бабушке Акуловой.
Больше всех мне понравился Витя: он был загадочным, скромным, но очень умным. Дома у него было много книжек, которыми он делился со своими друзьями. И когда ребята пасли овец, то по-переменке читали «Синдбада-морехода» или «Путешествие Гулливера в страну лилипутов».
Эта книга научила меня тому, что не стоит над кем-либо насмехаться, а лучше подружиться. Будет больше пользы.

В этом произведении говорится о том, как простые мальчишки из деревни Кандаур преодолевают все тяготы деревенского житья в военное время. Всех мужчин забрали на фронт. А работать пришлось женщинам и ребятишкам.
Мне понравилось, как ребята вызволяли из болота овечку, потому что мальчишки делали всё сообща, хотя между ними и бывали малюсенькие конфликты.
Самым ярким героем я считаю Мишку. Он самый понимающий из ребят: не смеётся над проблемами и болезнями других людей.
Эта самая классная книжка из всех, которые я когда-либо читал. Она научила меня лучше понимать других людей.

События, описанные в произведении Геннадия Павловича Михасенко «Кандаурские мальчишки», разворачиваются в военное время, и поэтому все совершеннолетние мужчины ушли на фронт. Остались только женщины и мальчики. И всем пришлось трудиться.
Мальчишкам доверили пасти овец. Трудно приходилось порой ребятам. Неизвестный преступник зарезал Хромушку. В этот момент у ребят было смешанное чувство: страх и желание отомстить. Они наставили на преступника незаряженное ружьё, и тот убежал.
Мне нравится, что мальчишки не боятся трудностей. Пробуют всё новое и необычное: утаптывают траву в силостных ямах, пасут колхозных овец, следят за строптивым Чертилой, который всегда наровит вернуться в стойло.
Для ребят работа не только труд, но и развлечение. Всё выполняют они весело, с желанием и смекалкой.
Я понял, что взрослые нуждаются в помощи детей. Хотя они и старше и сильнее, но всё равно им трудно, поэтому надо помогать родителям во всём и везде.

Ведущий 1: Библиотекарь познакомит вас с выставкой книг Г.П.Михасенко.

Ведущий 2: А завершить наш сегодняшний праздник мне хочется той правдой, которую нашёл главный герой в словах деда Митрофана:

- Человек-то без народа, что овца без стада, - дичает… Все друг к дружке жмутся, народ-то любит тесноту, чтоб в обязательности локоть в бок упирался…
Я внимательно слушал деда Митрофана и тут же дал себе слово, что никогда и ни за что на свете не отстану и не покину своих друзей. Но и после этого я не успокоился и продолжал думать и думать про людей, который любят жить тесно, дружно. Тётка Дарья, тётка Матрёна, Анатолий, дед Митрофан, пасечник Степаныч – всех этих людей перебрал я в уме и с радостью почувствовал, что они мне близки, каждый по-разному, но все одинаково близки, любил я их, как родных… Нет, нет, я никогда не буду чураться людей!

И я хочу пожелать всем присутствующим: «Никогда не чурайтесь людей».

Подведение итогов и награждение победителей проводится после каждого конкурса.

Использованная литература:

Михасенко Г.П. Кандаурские мальчишки: Повести. – Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1991. – (Сибирская библиотека для детей и юношества), 352 с., ил.

…Огромная, в полнеба, лошадь замерла над деревней в страшном полёте. На улице стало даже темно. Но дунул ветер, и лошадь расползлась, как намокшая бумага.

А через час, когда мы, подгоняя овец, вышли к Клубничному березняку, от хмурости неба не осталось и следа — над нами плыли весёлые облака, и ветерок только поторапливал их, но не тормошил.

Мы были самыми вольными людьми на свете — пастухами. Расположившись на солнечном склоне лога, мы замерли: Шурка с Колькой — лёжа на животах, я — сидя, так удобнее было смотреть вверх.

Я любил облака, любил следить за их лёгким гордым скольжением, любил рассматривать их причудливые очертания. Что только не могут они представить: горы, людей-великанов, невероятных зверей, фантастических птиц, а порой что-то такое, чему и названия не подберёшь, но что крепко завораживало сердце, и хотелось, чтобы облака плыли, плыли бесконечно…

Мир и тишина покоились вокруг, как будто не было, хоть и далеко, ни войны, ни бомб, ни смертей… Когда тень набегала на нас, мы глубоко вдыхали становившийся вдруг прохладным воздух, а овцы отрывали морды от травы и на миг застывали, плутовато покашиваясь на нас. Они понимали нас с полуокрика. Лишь изредка какая-нибудь хитрюга уклонялась в сторону пшеничных полей, и за ней приходилось бежать, щёлкая бичом.

Удивительно быстро ко всему привыкаешь! Ведь ещё месяца полтора назад ни я, ни Шурка, ни Колька и не помышляли о пастушестве, мы были просто бездельниками, как говорила Шуркина мать.

У Марфы Граммофонихи загорелась баня.

Мы, ребятишки, были в это время на вечёрке и, увидев зарево, бросились к месту пожара. Из дворов выскакивали люди с вёдрами и лопатами и мчались туда же, испуганно охая и ахая. Всем было тревожно. Лишь Колька изредка выкрикивал:

— Да не ори ты! — оборвал его наконец Шурка. — Помнишь, прошлый год стог горел — сколько лесу заодно попластало. А сейчас может вся деревня заняться.

— Шурк, — спросил я, — а может вся земля сгореть? Если люди не справятся?

— Люди всегда справятся!

— Ну, а если пожар большой-большой?

— Всё равно, вся земля не сгорит. Через океаны огонь не перекинется, а вот полземли сгорит.

И это было страшно.

У дома Граммофонихи толпился народ. Слышались крики, звон пустых вёдер. Мы протолкались к воротам. У ворот стояла сама хозяйка и никого не пускала во двор, где был колодец, и не разрешала тушить пламя.

— Ты что, Марфа, сдурела?! Ай свово добра не жалко? Ведь сгорит баня! — шумели бабы.

— Пусть, окаянная, сгорит. У меня уж для новой брёвна припасены. А от этой всё одно никакой пользы, один страх: моешься, а всё на потолок глядишь, как бы матка не бухнулась на спину… Ну, куда прёте? Сказала, не пущу! К вам огонь-то не перебросится, не бойтесь! Она у меня средь огорода.

— Хоть и не перебросится, так ведь страшно! Уж залить бы, да и со спокоем…

— И так спокой: горит себе и горит… Пусти вас, так вы мне всю картошку потопчете.

Звуки вылетали изо рта Марфы быстро — тара-тара-тара, — как из трубы старинного испорченного граммофона. Вот поэтому-то её и прозвали «Граммофонихой».

Из пламени вырвался столб искр, на мгновение наполнив небо живыми звёздами, и растаял.

— Кажись, матка осела, — хладнокровно сказала тётка Марфа. — Однажды вот так же мылись и только, значит, головы намылили и ждём, когда нам Фроська воды свежей нальёт, а тут над нами возьми да и затрещи. Мы, матушки мои, ровно совы, шарахнулись кто куда: кто в окно, кто в дверь, а Фроська прямо на печурку прыгнула. До сих пор подпалина осталась.

Люди, оглядываясь на огонь, стали понемногу расходиться. Мы же, обогнув двор и пробежав какие-то сарайчики, перемахнули ограду и, ошпариваясь крапивой, выбрались к горящей бане. Близко подойти не удавалось — обжигало лицо, и мы, встав в отдалении, следили, как из раскалённых брёвен, словно под напором, вырывались гибкие языки пламени и с треском летели вверх. Если бы они не таяли в воздухе, то был бы уже огромный огненный столбище.

Колька лёг на живот и ползком подобрался ближе. Мы тоже подползли. У самой земли было прохладнее, но мы подобрались настолько, что опять стало жарко. Картофельная ботва вокруг скорчилась и обвисла, как тряпичная, а около нас она высохла совсем и шуршала, как сено.

Кроме меня, Шурки и Кольки, тут было ещё несколько ребятишек. Все они, кто сидя, кто стоя, с прищуром смотрели на огонь.

— Как на войне… — сказал один из них. — Танки подбитые, наверное, вот так же горят. Ага?

— Танки не горят, — возразил Колька. — Они железные. А вот машины горят — у них кузова деревянные.

— И танки горят, хоть и железные. Железо-то керосином пахнет, ведь там — моторы, чего же им не гореть. С керосином хоть что сгорит, — проговорил тот же голос.

Внутри бани что-то тяжело рухнуло. Нас обдала волна жара и осыпало искрами. Мы только пригнули головы, но не отодвинулись.

Я подумал, что бомбы вот так же ухают. Только громче. Говорят, от разрыва бомб что-то лопается в ушах. А тут даже не больно — значит, бомбы громче.

Мы лежали, словно в огромной духовке, со всех сторон окутанные теплом; только земля сквозь штаны холодила колени. Хотелось вот так лежать и лежать, не двигаясь и не разговаривая, следить, как неудержимые вихри пляшут на худом срубе бани, да слушать беспрестанное потрескивание горящего дерева…

Рядом шлёпнулась пятнистая головешка.

Вдруг из темноты, со стороны двора, раздался сердитый крик:

— Ах вы, нечистые духи! Что вы тут делаете?!

— Граммофониха! — воскликнул кто-то.

Мигом вскочив на ноги, мы кинулись к ограде. Тётку Марфу мы недолюбливали и побаивались, потому что она была криклива и сердита и при всяком случае норовила расправиться с нами, причём неизвестно за что. Наверно, кто-то из нашей братии когда-то ей круто насолил, и нам вот теперь приходилось расхлёбывать эту кашу.

Граммофониха выбежала на освещённый круг и, уже не видя нас, начала трясти кулаками и, не двигаясь с места, грозить:

— Всё равно ведь догоню, басурманы вы этакие!

Мы уселись на жерди, и Колька крикнул:

— Не догонишь! Тут крапива.

— Догоню. Не сегодня, так завтра поймаю.

— А ты не знаешь, кто здесь, — не унимался Колька.

— Зна-аю. Кому же быть, кроме Петьки.

Мы от смеха чуть не свалились с жердей, потому что как раз Петьки среди нас и не было — он позавчера уехал к тётке в соседнюю деревню, где была МТС и где он промышлял зубчатые колёса для гонялки.

— Смейтесь, смейтесь, окаянные! — угрожающе кричала Граммофониха.

Колька хотел снова ответить чем-то дразнящим, но Шурка опередил его:

— Тёть Марф, мы ведь ничего не делаем!

— Конечно, ничего! — поддержали вокруг ребятишки. — Мы так просто!

— А вы хоть и ничего не делаете, а такого понатворите, что не приведи господь… — Она пригнулась, увидела, должно быть, примятую ботву, снова выпрямилась и заорала: — Ничего, говорите! Да вы же мне пол-огорода вытоптали! Ах, ироды! Да я вас… — Граммофониха неожиданно сорвалась с места и неуклюже побежала в нашу сторону.

Мы спрыгнули с жердей и удрали на другую улицу.

Несколько дней вспоминали мы о пожаре. Спрашивали друг друга, что было бы, если бы рядом с баней находился сеновал, а рядом с тем сеновалом — ещё пять сеновалов, а за ними — ещё сто. Получилось бы море огня, и вряд ли нашего озера хватило бы, чтобы затушить его.

У меня першило в горле от пыли, но я был рад, доволен. Я откинулся на подушки, ощущая тёплый прилив радостных, нежных чувств и к Нюське, и к ребятишкам, и к бабушке Акуловой, и к Граммофонихе. Оживи сейчас Кожиха — я бы каждое утро здоровался с ней и ещё бы здоровался в обед, пусть бы видела, что я воспитанный… Неужели от трубочки, подаренной врачом, я стал набирать силу и бодрость? Значит, она волшебная? Не знаю. Но если бы в окно не лился такой чистый солнечный свет и если бы я не был уверен, что вечером ко мне придут ребята, не знаю, помогла бы мне трубочка или нет. Наверное, нет.

В общем, мне было хорошо, только надоело лежать и бездельничать.

Манило на простор, на траву, за деревню, в Клубничный березняк, над которым облака, наверное, показывают сейчас своё удивительное кино; тянуло к ребятам, к неугомонной жизни.

Дураком я не стал. От раны сохранилась лишь маленькая ямочка-шрам, которая прощупывалась под волосами. Вот и с папой я выравнялся: у него — шрам и у меня — шрам. Так постепенно выравниваешься, наверно, со всеми людьми.

Мы пригнали стадо в деревню переждать полуденную жару. Ребята убежали на озеро купаться, а мы с Витькой заскочили к ним за книжкой. Витька протащил меня в переднюю комнату.

Я оказался лицом к лицу с этажеркой, битком набитой разными книгами. От разноцветных переплётов рябило в глазах. Казалось, кто-то разрезал радугу и по кускам уложил её на эти полки.

— Нет уж, Вить. Ты мне сам дай, а то я до вечера провыбираю.

— Сам? Хорошо… Вот. «Путешествие Гулливера в страну лилипутов». Буквы по сантиметру. Во — книжечка!

Два часа спустя мы уже лежали на склоне Мокрого лога и читали. Толика не было, он поднялся зачем-то в Клубничный березняк. Овцы медленно брели мимо, не обращая на нас внимания. Кому что. Мы теперь скучали без книг.

— Гляньте, бравый солдат идёт, — прервал чтение Петька, приподняв голову.

Мы оглянулись. По склону шёл маленький человечек, помахивая узелком в одной руке. Он часто приостанавливался, наклонялся, что-то ощупывал, а то бежал за кем-то в сторону, а не догнав, бросал вслед узелком, поднимал и шёл дальше. Это была Нюська. Она подошла, уселась перед нами и развязала узелок.

— Ты чего меня одного угощаешь?

— На всех тут не хватит, — оправдывалась Нюська.

— Надо приносить больше, чтоб на всех хватило.

— Мне не донести — вы помногу едите.

— Да уж, нам только подавай, — согласился Колька, вытащил из-за пазухи огурец, куснул, лёг на спину и стал жевать, глядя в небо.

— Вредно есть лёжа — подавишься, — заметил Витька.

— Не подавлюсь, — ответил Колька. — Я могу даже вверх ногами уплетать. Я могу с огурцом нырнуть в воду, а вынырнуть без огурца.

— Ты его утопишь, — сказал Витька.

— Что я, дурак — огурцы топить. Я его съем, — возразил Колька и вдруг поперхнулся и раскашлялся.

Петька начал колотить его ладонью по спине. Шурка развязал узелок и проговорил:

— Ты чего это яйца подавила?

— Я падала, — объяснила Нюська.

— Ты в кузнечиков швыряла, — уличил брат.

— Раз они прыгучие.

Подошёл задумчивый Толик с охапкой как попало набранных ромашек. Нюська оживлённо привскочила:

— Где ты нарвал ромашек?

— В березняке. Там их много.

— Я тоже пойду нарву, и кузнечика поймаю, и дёгтю у него выманю, и Шурке сапоги смажу, — затараторила она, подпрыгивая на одной ножке и поднимаясь на бугор.

— Толь, зачем это ромашки? — спросил я.

Сблизившись с Кожиными, мы как-то забыли про Кожиху. Мы привыкли к их сиротству и даже не замечали его. Бабушка Акулова, казалось, вечно была при них. Но не привыкли сами ребята Кожины. Иногда в пылу какого-нибудь разговора они вдруг склоняли головы и замолкали на некоторое время. А утрами, когда мы выгоняли стадо из деревни, Кожины сворачивали к кладбищу и приходили к нам позже. Почему могилки не расположены с другого края деревни, чтобы каждый раз не натыкаться на них, не бередить ребячьи души? Можно и стадо гонять в другую сторону, но там слишком близко подступают болота, нет тальниковых зарослей и очень мелкая трава.

Толик сел и рассыпал перед собой ромашки. Витька подобрался к нему, и они стали выбирать цветочки со здоровыми правильными венчиками.

— Лучше венок сплести, а так коровы сразу слопают, — заметил Колька.

— Венки мы не умеем плести. У нас никто до мамы не умирал, а папе кто-то чужой плёл. А может, и совсем никто не плёл…

— А вы не из цыган? — пальнул вдруг Колька вопросом.

Толик слегка усмехнулся:

— Почему ты думаешь, что мы из цыган?

— Да сдуру он, — вмешался Петька.

— Вы какие-то чёрные, — ответил Колька.

— Мама наша — грузинка, должно быть, от этого, а отец — русский.

— А почему так? — Толик пожал плечами. — И почему ваша мать была такой… — начал было закручивать Колька новый вопрос, но Петька оборвал его, ткнув носом в траву:

— Нет, пусть, если интересно, — заступился Толик. — Ты хотел спросить, почему мама была такой строгой?

— А чем это плохо? — в свою очередь спросил Толик, оглядывая нас. — Ну, чем? — Мы молчали. — Я, может быть, не всё оправдываю в маме, потому что кое-чего, наверно, просто не понимаю, но вот строгость — это, по-моему, полезная штука! Да, Витя?

— Если не чересчур, — отозвался тот.

— У мамы не было чересчур.

— Ага! — встрял опять Колька, отодвигаясь от Петьки. — Почему же она запрещала вам играть с нами?

— Кто это вам сказал? — строго спросил Витька. — Она, наоборот, удивлялась, почему это мы не можем подружиться. У нас было столько товарищей в городе! А тут… Она даже говорила, что, мол, сами подойдите.

— Чего ж! — Витька потупился. — Мы видели, что вы не очень к нам, даже совсем… Вот мы и не подходили.

— А почему она говорила маме, чтобы она не пускала меня пасти овец? — спросил я.

— Не знаю. Она боялась за нас, за вас — за всех. Больные всегда, наверно, боятся. Она и до войны-то боялась, а тут как началось! Бомбёжки! Соседние дома взлетали на воздух, с нашего крышу сорвало… Здоровый мог с ума сойти.

Шурка вдруг сел, подтянул к себе цветы и начал плести венок. Мы тоже подсели ближе к ромашковой кучке и запустили в неё руки.

Мы сплели три венка.

На скотном дворе нас перехватил Анатолий. Он распрягал кобылёнку Грёзу, которая шаталась, как скамейка с расхлябанными ножками, когда Анатолий стаскивал узкий хомут. Все худые лошади — большеголовые.

— Так вот: сегодня известная вам тётка Феоктиста, моя мать, истопит баню. Официально приглашаю весь пастуший персонал на санобработку. Всех, кроме этой дамы. — И он указал на Нюську. — Сбор через полчаса. Явка обязательна. Ясно?

— Ясно! — молодецки ответил Петька Лейтенант. — Явимся.

— Являются только черти, а люди прибывают… То-то.

Это было хорошо: помыться. Лето летом, а телу требовалась горячая вода. Я не был в бане уже с месяц, а Колька — не знаю сколько. Кожины отказались — бабка Акулова недавно топила им свою баню.

Мама живо собрала бельё: штаны, рубашку и полотенце с мылом. В сенях она догнала меня и вложила в ладонь какой-то кулёк.

— Передай тёте Фикте… Соль. У них нету соли, а нам вдвоём хватит… Только взамен ничего не бери. Она будет давать, ругаться, а ты не бери. Она ведь знаешь какая, наша тётя Фиктя… Ну, беги.

Гусиное отродье белыми цепочками тянулось с полей и болот.

Сытые, с тяжёлой развалкой, они проходили мимо чужих дворов тихо, тайком, а возле своих поднимали оглушительный гвалт — радуйтесь, мол, хозяева, мы вернулись. Гавкали собаки. Наскучавшись за день по людям, они отводили душу и на знакомых и на незнакомых.

«Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах»(Матфея,16:18).
Утро наступило мгновенно. Небо просветлело,и сразу же растаяла ночная тьма, стал виден берег и окрестности Галилеи. Сонно набегают волны Генисаретского озера на песчаный берег, плещутся, играют в лучах восходящего солнца, переливаются серебром. Семеро рыбаков в лодке Симона из Галилеи, прозванного Петром. Все они ученики Иисуса. Ночной улов не дал ни одной рыбы. Рыбаки испытывают сильное разочарование – надежды не сбылись. Неожиданно на берегу появляется человек и начинает раскладывать огонь. Рыбаки вглядываются в фигуру человека и не узнают: кто бы это мог быть, кому это понадобилось в такую рань выйти на озеро,чтобы разложить костер?
Человек на берегу, покончив с костром, поворачивается лицом к лодке и кричит: «Дети, закиньте сети по правую сторону и поймаете». Сети закинуты и, о чудо, в течение нескольких минут сети наполняются большими рыбами в огромном количестве.
У Симона бешено заколотилось сердце:это Он, только Он способен на такое! Сняв рубаху и подпоясавшись ею, спрыгивает с лодки и спешит по воде на берег. У него нет сомнений: на берегу – Иисус. Необыкновенная радость переполняет Петра. Сбылось! Иисус здесь, с ними! Через несколько минут рыбаки причаливают лодку к берегу, тяжело вытаскивают сети, полные рыбой. Иисус приглашает всех к костру, на котором уже спеклась рыба, разламывает поровну хлеб, как только Он один умеет. Раздавая ученикам пищу, пристально смотрит каждому в глаза. Приблизившись к Петру, спрашивает:
- Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они? - Иисус показывает рукой на остальных учеников.
- Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя, - отвечает Петр. Иисус говорит ему: паси агнцев Моих.
Не проходит и несколько минут, Иисус повторяет свой вопрос: Симон Ионин! любишь ли ты Меня?
- Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя, - снова отвечает удивленный Петр. Иисус говорит ему: паси овец Моих.
Когда в третий раз вопрос повторяется: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня?», -
Петр опечалился и отвечает Ему:
- Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих.
Петр смущен, чтобы значил этот трижды заданный один и тот же вопрос воскресшего Христа. Почему спрашивает Он об этом? Может быть, Иисус хочет напомнить ему, как он трижды отрекся той страшной длинной ночью у костра во дворе, где били и издевались солдаты над Сыном Божьим? Как постыдно бежал в отчаянии, плача, презирая себя за свое отречение ("нет, не знаю я Человека Сего, о Котором говорите…"), от Того, Кого любил больше всех на свете. Бежал тогда, куда глаза глядели. Господи, Ты все-все знал, до мелочей. Петр вспоминает, что говорил Иисус по дороге в Гефсиманию («все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь; ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы»), а он тогда еще сказал Ему:«если и все соблазнятся, но не я». Как он тогда горячо заверял Учителя: «хотя бы мне надлежало и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя". Петр тяжело вздыхает:" Ох, как стыдно, очень стыдно вспоминать об этом.Слабый, слабый я человек. Все слова пророчества Христа сбылись. А я даже понять не в силах, что значит:«паси овец моих!».
И в ту же минуту в памяти Петра всплывают слова Иисуса, сказанные ему несколько лет назад: «Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах».
Иисус никогда не бросал слов на ветер. Разве мог я предположить в тот момент, что Иисус отдаст себя на распятие, что Его дни жизни на земле сочтены? Разве мог я предположить, что дело Своей жизни здесь на земле, Он поручит мне? Теперь все стало на свои места, теперь понятно: Христос дает поручение мне, Симону Ионину, рыбаку из Галилеи. Вот для чего Он избрал меня среди первых учеников, три года учил, показывал, как нужно жить на примере собственной жизни, не жалея себя ради спасения людей от вечных мук ада. Симон весь внутренне сжался:"Господи, но достоин ли я?". И все-таки он побоялся рассердить Учителя своим вопросом. Решил тогда, Ему виднее, ведь Он Сын Божий.
„Паси агнцев Моих!", - значит, Иисус простил меня. Он знает меня, как облупленного со всеми моими слабостями, и, все-таки, не меняет своего решения поставить меня Пастырем над овцами Его, над душами избранников Божьих. Петр готов был разрыдаться снова, как в ту Голгофскую ночь. Теперь он понял, почему Иисус обращался к нему: „Симон Ионин”, а не "Петр".
Иисус поднялся и вместе с ним поднялись все семеро. Он проводил их до Вифании, где благословил, и начал отдаляться все дальше и выше, пока не исчез совсем, растворившись в голубом чистом небе.
С этого дня для Петра начиналась новая жизнь. Он понимал, что теперь не принадлежит самому себе. Он должен, он обязан выполнить порученное дело, так же, как выполнил свою миссию Божий Сын. Если каждый человек так дорог в глазах Божьих, что за спасение души каждого человека от вечных мук ада, Он не пожалел и жизни Своей, то как же он, Петр, имеет право не выполнить данное Ему Христом поручение. Он не имел ни малейшего представления о том, что и как он будет делать, но знал твердо: он не один - с ним Иисус. Он подскажет и всегда придет на помощь. Но если и ученики умолкнут, слушая запрет говорить о Христе, то „камни возопиют”, вспомнил Петр слова Иисуса, сказанные в свое время фарисеям.
Много, очень много христианских общин и церквей создал апостол Петр с учениками, благовествуя в Самарии и Иудее, Галилее и Кесарии, Сирии и Антиохии, Финикии и Каппадокии, Галатии и Понте, Вифинии и Трое, Вавилоне и Риме, Британии и Греции, создавая христианские общины и церкви. Поддерживая новообращенных христиан в вере, Петр на собственном опыте, учил людей премудрости Божией, наставлял их на путь истины,исцелял больных, изгонял нечистых духов из одержимых. Этот дар исцеления получил он вместе с учениками непосредственно от Иисуса Христа.

С тех пор прошло 30 лет.

По пыльной дороге, ведущей из Рима, идет, низко склонив голову и опираясь на посох, человек. Его зовут Марк. Горькие слезы застилают глаза, перехватывают дыхание. Там, в пылающем Риме, ложно обвиненные по повелению императора Нерона в поджоге вечного города вместе с другими распятыми братьями – христианами из созданной апостолом Петром римской общины, висит на кресте вниз головой тело его любимого учителя, наставника, друга, ставшего на многие годы духовным отцом для Марка - апостола Петра, рыбака из Галилеи. Это произошло в 67 году.
Сотни крестов вдоль дорог с мучениками. Они и в час пыток и смерти не предали своих святынь, своего Бога и сумели простить своих врагов!
За плечами, в рюкзаке Марка лежит написанное им в Риме со слов Петра Евангелие Божье, предназначенное для благовестия всем, живущим на земле народам и всем языкам.

Во всех провинциях Рима к тому моменту уже было создано учениками Христа множество христианских церквей. Много, очень много людей уверовало в Единого Живого Бога, в воскресение Сына Божьего Иисуса Христа, а сейчас, спустя две тысячи лет, сколько христиан по всему лицу земли – не сосчитать!

*) картина художника Арсени В.Ф, 1993 Г.

Сложная тема.
но актуальная и хорошо изложена.
Много Христиан, да много ли верующих в Христа?

С глубоким уважением.

Спасибо большое за отзыв, Саша. Апостол Петр выполнил свою миссию, несмотря на свое отречение во время ареста Иисуса в Гефсимании. Но Одному Богу известно, кто истинный христианин, а кто нет. Не будем никого судить, т.к. сказано в Библии "не суди и не судим будешь" и еще в посл.Коринф.16: "Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть". Желаю Вам, как и себе, твердой веры, уверенности в невидимом и осуществления ожидаемого.

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Каждому по вере его!

А если все таки ОН есть?!

Recent Entries
Friends
Archive
Profile

Add to friends
RSS

Две притчи, которые заставляют задуматься

Оригинал взят у

gleb1368 в Две притчи, которые заставляют задуматься Оригинал взят у

nstarikov в Две притчи, которые заставляют задуматься

Иногда важные вещи легче рассказать в форме сказки. Все народы мира так и делали. Через некоторое время возникла еще одна интересная форма – притчи.

На поляне, среди огромного леса, жил-был волшебник, у которого было большое стадо овец. Каждый день он съедал одну овцу из стада. Овцы причиняли волшебнику много беспокойства — они разбегались по лесу, и ему приходилось тратить очень много времени на то, чтобы поймать одну овцу, а других снова собрать в стадо. Конечно же, овца, которую он собирался убить, чувствовала это и начинала отчаянно сопротивляться, и ее крики пугали других.

И тогда волшебник решил придумать такую хитрость – он поговорил с каждой

овцой наедине, и каждой что-то внушил. Одной он сказал: «Ты не овца, ты такой же человек, как и я. Тебе нечего бояться, ведь я убиваю и съедаю только овец, но ты

единственный человек в этом стаде и значит — мой лучший друг».

Второй он сказал: «Почему ты убегаешь от меня, как другие овцы. Ты же львица и тебе нечего бояться. Я убиваю только овец, а ты мой друг».

Третьей он внушил: «Послушай, ты не овца, ты волчица. Волчица, которую я уважаю. Я, как и раньше, буду продолжать убивать ежедневно одну овцу из стада, но волчице, лучшему другу волшебника, нечего бояться».

Таким образом, он поговорил с каждой из овец и каждой внушил, что она не овца, а совершенно другое животное, которое отличается от всех остальных овец в стаде. После этого разговора поведение овец полностью изменилось – они совершенно спокойно паслись и больше никогда не убегали в лес. И когда волшебник убивал очередную овцу, они думали: «Ну вот, убили еще одну овцу, а мне — льву, волку, человеку, лучшему другу волшебника, нечего бояться».

И даже овцы, которых он убивал, перестали сопротивляться. Он просто подходил к одной из них и говорил: «О, мой лучший друг, мы давно не общались. Пойдем ко мне на двор. Мне нужно с тобой посоветоваться по поводу стада овец». И овца с гордостью шла за волшебником на двор. И там он действительно спрашивал у своего лучшего друга, как идут дела в стаде. Жертва с радостью рассказывала ему обо всем, а потом волшебник убивал ее. Поскольку смерть наступала мгновенно, то овца ничего не успевала понять.

Волшебник был очень доволен — он высоко поднял самооценку каждой из овец, в итоге они перестали забивать себе голову мыслями о неизбежной смерти, стали менее невротичны, наслаждались жизнью и спокойно щипали траву, в результате чего их мясо стало значительно вкуснее. На протяжении многих лет волшебник легко управлялся с огромным стадом, и самое интересное, что остальные овцы стали ему помогать — если какая-нибудь слишком сообразительная овца начинала догадываться об истинном положении вещей, то остальные овцы. ну, то есть львы, люди, волки — лучшие друзья волшебника, сообщали ему о странном поведении этой овцы, и на следующий день волшебник с удовольствием ее съедал.

Однажды к Мастеру Вану пришли трое его детей, и каждый желал странного.

— Отец, — жеманясь и краснея, сказал старший сын — Мне кажется, я люблю мужчин больше, чем женщин. А среди мужчин я больше всех люблю Сунь Ахуя из соседней деревни. Он такой… такой! он как Бьякуи из «Блича»! Я понимаю, ты хотел видеть во мне опору в будущем, продолжателя рода и наследника своего мастерства, но… извини, я хочу иначе. Ничего, если я приведу в дом Сунь Ахуя, и мы будем спать в одной кровати и сидеть у огня, держась за руки?

— Папа, — потупясь, сказал средний сын — Мне кажется, я пацифист и не могу даже смотреть на оружие, мясную пищу и чужие страдания. Я понимаю, ты хотел бы видеть во мне сильного воина, победителя и защитника, который прославится на всю Поднебесную, но… извини, я хочу иначе. Ничего, если ты отмажешь меня от армии, и мы возьмем в дом нашего поросенка, которого мы откармливаем на Праздник Фонарей? Я назову его Пикачу, буду купать в теплой воде, повяжу на шею синий бантик, и мы с Пикачу будем кушать только растительную пищу!

— Папа! — сказала любимая дочь Мастера Вана, Ма Сянь, водя изящной ножкой по глиняному полу — Ты знаешь, я ведь молодая, красивая и умная девушка. Поэтому я хочу самореализоваться и пожить для себя. Я понимаю, ты хотел бы видеть во мне любящую жену, умелую хозяйку и заботливую мать своих многочисленных внуков, но… извини, внуков у тебя не будет. Ничего, если я уеду в город, стану там офисным работником, сделаю карьеру и стану чайлдфри? А по выходным я буду приезжать к тебе в дом престарелых на своем «Матисе» и куплю тебе замечательное кресло-качалку…

Мастер Ван уже открыл было рот, чтобы громко высказать детям все, что он о них думает, но так и не издал ни звука. «А нужно ли? — подумал он вдруг. — Да какое же я имею право решать за своих детей, как им жить, с кем спать, что есть, во что верить? Они же самостоятельные личности! Ну и что, что старшему всего семнадцать? Подумаешь, мне не нравится! Ничего, потерплю, зато дети мои будут счастливы! В конце концов, чем цивилизованнее человек, тем он толерантнее, так неужели я буду вести себя как дикарь?!»

— Хорошо, — устало сказал он, — живите как хотите.

…прошло десять лет. Дети жили как хотели, а Мастера Вана это невыносимо отравляло и мучило.

Он пришел к соседу поделиться своим несчастьем и увидел, что Мастер Чжан сидит в беседке перед садом камней, пьет сливовое вино и курит свою любимую кривую трубочку.

— Как поживаешь, сосед? — спросил Мастер Ван.

— Все ли в порядке? Что детишки?

Мастер Чжан неторопливо отпил из чашки и ответил:

— Старший сын женился на дочери уездного судьи. Они живут душа в душу, сын хорошо зарабатывает, у них в городе большой дом.

Средний сын служит в императорской коннице на южных рубежах Поднебесной. Он начальник «длинной сотни» конников. Враги боятся его, как огня, друзья любят, подчиненные уважают, а начальники ценят.

А дочь — что ж, вон моя красавица-дочь, ее любимый муж и пять моих внуков…

— Невероятно! — вскричал Мастер Ван. — Но разве десять лет назад твои дети, будучи молодыми, горячими и глупыми, не приходили к тебе, желая странного?!

Мастер Чжан степенно кивнул.

— Как же тебе удалось воспитать таких славных детей?!

— Я просто сказал им, что если не перестанут валять дурака, я перебью их лопатой!

Читайте также: